Новиков, сев на край стола, позвонил во вторую группу. Оперативники, наблюдающие за квартирой Мамедова, отметили, что к нему на двух такси приехали несколько юношей и девушек. Вскоре на балконе квартиры Мамедова появились молодые люди. Они курили и оживленно разговаривали.
— Мы тут нос к носу столкнулись с группой Дорохина, Сергей Анатольевич! — докладывал старший. — Он вел сына Мамедова от библиотеки института и прямиком попал в нашу зону контроля. Сын приехал к отцу не один. Он привез с собой на такси человек десять парней и девчат. Похоже, что все они студенты. Если судить по количеству бутылок, которые они с собой несли, намечается шумная вечеринка… Алло! Сергей Анатольевич!
Новиков замер с телефонной трубке в руке. Он был погружен в свои мысли, и не сразу ответил.
— Студенты, говоришь? — несколько рассеянно переспросил он. — Из медицинского?
Опер не мог понять, что насторожило Новикова.
— М-да, ну ладно, — наконец, подвел черту разговору Новиков и устало добавил: — Наблюдение снять. Всем отбой.
"Намечается шумная вечеринка," — мысленно повторил он слова опера и вдруг почувствовал, как его интуиция — от природы утонченная и дальновидная, стала подсказывать, что за этим малозначимым бытовым фактом кроется ответ на самый главный вопрос.
Он спрятал мобильный во внутренний карман плаща и громко сказал:
— Дайте кто-нибудь сигарету!
"Сына тоже будем брать, — думал Новиков, чиркая зажигалкой. — Он хоть и последний в цепочке, но без него вся цепочка будет рваться, как гнилая нитка… Дорохин, конечно же, широко раскроет глаза и спросит: "А сына за что, Сергей Анатольевич?" А что я отвечу? Сын — это не замочек двери, за которой спрятана истина, но он ключик… Придется вот так витийствовать, а оперы образность не любят, они привыкли говорить прямым текстом. Но ничего, стерпит…"
Женя Нечипорук по-братски разделил деньги с Игорем, который ради них прилетел в Москву. Крупный успех они отметили в ресторане на Рязанском проспекте, известном великолепной кухней, особенно рыбными блюдами. Изрядно захмелев, они направились в казино, находящемся в ночном клубе, и там без особой жалости проиграли по пятьсот долларов.
— Деньги — это бумага! — философствовал Женя.
— Ты гений! — убеждал коллегу Игорь. — То, что можешь ты — могут единицы.
— И ты гений, — старался не оставаться в долгу Женя. — Я без тебя — ничтожество…
В сверкающем чистым кафелем туалете они стали свидетелями странной сцены. Несмотря на то, что туалет был предназначен для мужчин, на полу у батареи парового отопления лежала девушка в черном вечернем платье и порванных на обеих коленках чулках. Она истошно визжала, брызгала слюной и билась в судорогах, а склонившийся над ней бритоголовый парень бил ее по щекам и кричал, чтобы она заткнулась и перестала дергаться, ибо он не может попасть. Пристроившись у писсуаров, Женя и Игорь с удивлением смотрели на красное, мокрое от пота лицо девушки и ее неправдоподобно огромные зрачки. Ноги девушки крупно дрожали, будто по ним проходил ток, и тонкие каблуки, подпрыгивая, беспрестанно выбивали на кафеле чечетку. Бритоголовый парень торопливыми и неточными движениями оголял руку девушки, скатывая плотно облегающий рукав платья. Девушку вдруг стало тошнить. Она склонила голову набок, и ее вырвало чем-то бурым.
