"Умный гору обойдет, — думал Сергей, боясь на секунду, на долю секунды отвлечься и упустить мысль — эту чудодейственную Жар-птицу. — А на кой ляд сдался мне этот …идин? "Белый китаец" соединяется с ним только этиловым мостиком, а все остальное "тело" идет в "мусор". А почему бы не выделить точно такой мостик из какого-нибудь доступного вещества?.."
Он, как часто с ним бывало, даже вспотел от волнения и расстегнул верхние пуговицы рубашки.
Библиотекарша допила вторую чашку и снова взялась за чайник. Ее сын, как с футбола приходит, тоже по несколько чашек чая выпивает… Ей вдруг стало жалко своего "разгильдяя". И чего она на него собак вешать стала? Нашла, с кем сравнивать! Он хоть и разгильдяй, хоть уроки делает с ленцой, зато здоровый и крепкий мальчишка. С футбола придет — щеки горят, аппетит волчий, весь наполнен здоровыми эмоциями и жизнелюбием. И по хозяйству никогда помочь не откажется. Разве это маловажно? А этот студентик-замухрышка — тьфу! Плечики узкие, лицо бледное, глаза уже подпорчены чтением. Всю жизнь среди пыльных журналов и проведет. Нет, ее сын все делает правильно. Главное, чтобы рос здоровым и счастливым человеком.
Она решительно встала, шлепнула ладонью по стойке и громко сказала:
— Все, выключаю свет!
Сергей нервничал и потому проигрывал. Ковальский был невозмутим, все внимание сосредоточил на шарике, и посылал точные, крученые удары. Друзья резались в настольный теннис. Зрители, окружившие стол, постепенно расходились. Прозвенел звонок. На факультете началась третья пара.
— Отчим снова привел домой эту стервозу, — рассказывал Сергей. Он говорил быстро и отрывисто, стараясь полностью выразить мысль между пасами. Из этой затеи ничего не выходило, шарик прыгал по столу значительно быстрее, Сергей путался в своих же словах. — А мать как раз… Зараза, опять пропустил! А мать неделю на больничном… Слушай, хватит крутить!.. Подавай нормально! В общем, мать все время дома, на диване… А отчим прямым текстом ей: мне нужен диван… Представляешь? У нее тридцать восемь и четыре… Нет, сегодня игра не моя… Сколько уже? Двенадцать — сорок два? Как, уже сорок шесть?!
Он плохо играл и плохо рассказывал не потому, что делал два дела одновременно. Просто он начал понимать, что пытается обмануть себя, и это открытие спутало все, что только могло спутать. Он искал не причину. Сергею нужен был веский, мощный повод, чтобы приступить к синтезированию "белого китайца". И тут, как по заказу, отчим вновь выкинул очередной финт со своей любовницей — привел ее домой и потребовал у матери Сергея, чтобы она освободила для нее диван. По-скотски прямо и просто. Мать на следующий день пришла к Сергею в общагу и обо всем этом рассказала. Потом добавила, что, видимо, придется возвращаться в станицу, в пустой заброшенный дом, и там, без дров, без продуктовых запасов, в полном одиночестве встречать зиму…
