— Быстро все загружаем в такси и расстаемся. Окончательный расчет потом.
— Что значит расстаемся? — не понял Женя и, сделав недоуменное лицо, взглянул на Лешку. — А разве мы… не будем работать вместе?
— Нет, — отрезал Ковальский и взял сразу две картонные коробки, перевязанные скотчем. — Ты свою задачу выполнил. Спасибо… Не стойте, парни, не стойте! Схватили по коробке и пошли…
— Не фига не понимаю, — пробормотал Женя и на этот раз уже виновато взглянул на Лешу. — Не хотят, не надо… Правда, Леха? Напрашиваться не будем. Потом сами станут нам в ноги кланяться, а мы им шиш с маслом покажем!
"Никому не нужны твои консультации, — подумал Филин, поднимая самую тяжелую коробку, в которой были упакованы банки с бензилцианитом и окисью пропилена. — Ребята здесь тихонько делают бабки, а Женя хочет сесть им на хвост, да еще меня с собой прихватил… Знал бы, что нас так встретят, ни за что бы не поехал. Лучше обои клеить."
Они даже не съездили на берег моря, в Джубгу, и в этот же вечер сели на московский поезд.
Отец встретил Ковальского на лестничной площадке у лифта.
— Случилось, папа? — спросил Миша. Голос его был спокойным, почти равнодушным. Он сразу догадался, что отец встречает его у лифта не потому, что дома что-то случилось; причиной необычного поведения отца могла быть только работа Миши в школьной лаборатории. Собственно, Ковальский невольно ждал от родителей или неприятных вопросов, или скандала.
— Ты почему пропускаешь занятия в институте? — спросил отец сдержанно.
Что-то утаить от отца — адвоката из юридической консультации — было практически невозможно. Отец даже безобидные вопросы умел задать таким образом, что попросту исчезала возможность дать не только лживый, но даже двусмысленный ответ.
— Ты же знаешь, папа, — устало ответил Миша. — Я готовлю школьников к олимпиаде… Мама пришла?
Но отец не удовлетворился ответом. Он продолжал стоять на площадке, загораживая собой вход в квартиру. Миша уже пережил тот возраст, когда отец имел над ним власть и мог внушить страх. Теперь Миша большей частью жалел его вместе с его попытками казаться строгим и грозным, но старался не конфликтовать, не слишком демонстрировать свою самостоятельность.
— Сын, я хочу знать, чем ты занимаешься в школьной лаборатории?
"И что это на него накатило? — подумал Миша. — Интуиция? Или кто настучал? А кто, кроме Хлыстуна, может знать, что именно мы делаем в лаборатории?"
— Папа, я занимаюсь тем, чем собираюсь заниматься всю жизнь, — ответил Миша и вздохнул.
