Татьяна Николаевна по привычке натянула купальник, застегнула ситцевый халат, прихватила махровую простыню и купальную шапочку.
Пляж пустовал. Только в некоторых местах стояли не по-пляжному одетые, осторожные люди и смотрели на море.
А Татьяне Николаевне вдруг стало радостно как никогда. Она и не думала искать в себе, откуда взялась эта радость, но глядела на прибой, улыбалась и раскачивала рукой, в которой как флаг билась на ветру махровая простыня с коричневыми щенками по краям.
Море трудолюбиво ворочало камнями дикого пляжа, как будто что-то потеряло, а теперь ищет среди них и шипя отползает назад, чтобы накопить силы.
И только большой камень Татьяны Николаевны стоял как был. Его выступ, который лежал в море, даже защищал часть берега, потому что волны разбивались об этот выступ. Здесь получилась бухта, в которой красивая жена Игоря Петровича в тихие дни полоскалась по пояс в воде, дальше она не заходила, потому что не умела плавать. Здесь она приседала, изящно разводила руками, напевала и отсюда кричала ему: «Игорь Петрович! Игоре-о-о-ок! Я тут, а ты где-е?» — когда он уплывал за Татьяной Николаевной от берега.
Он поворачивал моментально. Обдавал Татьяну Николаевну крупными брызгами, целую волну поднимал, но плыл к берегу не сразу. Сначала поднимал руку над головой и два раза взмахивал ей: «Да-да, конечно, все-все в порядке…»
Было это не от сердца. Татьяна Николаевна как-то подумала, что и эта красивая женщина совсем не верит в искренность ее Игоря Петровича, и, может быть, от этого у нее такой склочный, кухонный голос.
В последнее время Татьяна Николаевна начала перебирать детали жизни — своей, Генкиной, их общих знакомых.
Ей припомнился день рождения Генки — два или три года назад. Были все свои — старые приятели с семьями. И Нэлка пришла, хотя недавно у нее умер муж. Она надела черное платье с большим вырезом и дольше всех смеялась за столом, чтобы никто в этот вечер не вспомнил про ее несчастье. Нэлка очень не хотела испортить кому-нибудь настроение своим ранним горем. Она всегда приходила сюда с мужем, и все его любили. Вот Нэлка и смеялась теперь громче всех.
Было поздно, когда Татьяна понесла на кухню тарелки и увидела, что в ванной горит свет. Поставила тарелки на стол и вернулась к ванной погасить лампочку. Дверь была приоткрыта. На краешке ванны сидела Нэлка и курила. Ее выпуклые серые глаза беспокойно смотрели на Виталика, но чаще мимо него, как будто за его спиной кто-то стоял.
