Выход без входа | страница 7



Он протянул руку, как вчера, и достал из-за спины гитару. Не глядя на гриф, заиграл. Его пальцы на ощупь перебирали струны и каждый звук прокатывался по моей коже мурашками. Потом он запел…

С тех пор мне казалось, я жила только для того, чтобы спать. Кроме ягод я научилась собирать грибы и съедобные корешки, в этом деле оказался просто незаменим путеводитель — сборник, которому уже более двухсот лет. Оказалось, с тех пор ничего не изменилось.

Мыться пришлось в озерах или даже в ручьях. Сначала я пыталась стирать одежду с помощью увлажняющего крема, но потом поняла, что проще тереть её песком, да и крем слишком быстро закончился, а заменить его было нечем.

И каждый день я шла. Шла, останавливаясь только затем, чтобы собрать еды на ужин, и на ночлег. Городские высотки давно уже бесследно растаяли на горизонте, значит, я забрела так далеко, что дороги назад не найти. Была у меня, правда, вещь, которая помогала не паниковать — спутниковый телефон, который всё ещё показывал наличие связи. Это — мой единственный, последний, настоящий, ощутимый противовес того волшебства, с которым я сталкивалась по ночам.

Уставала я теперь много меньше, а вот к насекомым так и не привыкла. Но ничего не имело значения, кроме вечера, времени, когда перекусив своеобразным пюре из зелени, корней и размятых витаминизированных таблеток, я сворачивалась клубком, прятала лицо и голые руки под куртку, и засыпала.

— Как тебя зовут? — спросила я однажды, слушая, как он задумчиво перебирает струны.

— Тонго.

Тишина.

— Почему ты не спрашиваешь, как зовут меня? — не сдержалась я.

Он улыбается и говорит:

— Скажи мне, как тебя зовут.

— Но почему ты сам не спрашивал? Тебе не интересно?

Он болезненно прищуривается, а потом снова улыбается:

— Я иду за тобой много дней — а ты не становишься ближе. Дома хворый отец, но я не мог остаться, потому что ты вошла в лес. Я узнал об этом в ту же секунду. И теперь ничего не изменить.

Сердце тут же щемит.

— Я не хотела, чтобы тебе пришлось бросать отца.

Тонго дёргает плечом.

— Не переживай, он понял, почему я ухожу. Потому что не могу иначе.

— Я не хотела так… — моя голова опускается, хотя я этого не вижу. Но во сне всегда знаешь, что происходит, даже если тело твоё отсутствует. — Не хотела, чтобы у тебя отсутствовал выбор.

Он косится на меня и придерживает струны, прижимая их ладонью к грифу. Тишина — только сверчки оглушительно стрекочут.

— Ну что ты, Ника, у меня был выбор. Я мог не идти.