Манефа задумалась и вдруг обрадованно:
— Из наших у Зои Петровны. Точно знаю!
— Пойдет она на это?
— Пойдет! Зоя — да не пойдет!
— Позовите ее. — Надя достала карандаш, написала на уголке истории болезни: «Новоград, телефон 63-24, Серафима Андреевна Чикулаева. Срочно привезти: пенициллин, кровь первой группы, стерильный материал». — Пусть Зоя Петровна срочно позвонит. Тут я все написала. Кто мне подаст воды, мыла?
«А если уже поздно? — опять возник этот проклятый вопрос. — Да… Но как это сказал ей однажды Жогин? Если поздно, все равно один конец. А если не поздно, то два конца. Значит? Не задавать себе глупых и трусливых вопросов…»
А если они сами задаются? Если приходят, не спрашиваясь? Жогин еще говорил, что каждая операция, то есть прикосновение к человеческому страданию, оставляет на лице хирурга новую морщину, зато спасенная жизнь стирает их все.
«Сколько морщинок на моем лице оставляли человеческие страдания, и сколько раз все это стиралось спасенными жизнями…»
Подготовка шла так медленно и так безалаберно, что Надя снова подумала о тщетности своих усилий. И кроме того, она никого не знала из этих суетливых и беспомощных сестер, но должна верить в то, что они смотрят с ней одними глазами, делают с ней одними руками. В каком виде оказалось хирургическое хозяйство, она себе и представить не могла. А если бы знала все это заранее, взялась бы она за операцию?
И тут еще Манефа прибежала, бледная и злая до бешенства: сестра Лизка Скочилова распаяла шприц, единственный, последний. Убить ее мало за это.
— Возьмите, вот… И успокойтесь. — Надя достала из саквояжа шприц, который по привычке захватила с собой, и сказала: — Попросите Михаила Клавдиевича… (Может быть, он мне поассистирует?
— Он не может встать.
— Сделайте ему новокаиновую блокаду.
— У нас один шприц. — Манефа взяла себя в руки. — Нам так стыдно, мы ведь не делали серьезных операций, отправляли больных в район, в область.
— Ладно, об этом потом. Пусть скажут Михаилу Клавдиевичу, что я очень прошу его. Операция по поводу прободения язвы желудка, и я хочу посоветоваться.
Но Михаил Клавдиевич не пришел, и доктор низким от волнения голосом отдала команду начать. Осторожным и легким движением она вскрыла живот. Не видела, как Манефа приподняла крутые брови, но Зоя Петровна нахмурилась в ответ: внимание!
Надя неторопливо ощупывала желудок. И вдруг руна ее застыла: вот! Так и есть: прободение желудка. На малой кривизне. Надо осмотреть: что там, в желудке? Забыла, как это все выглядит. Ну вот так. Она удалила пораженную часть. Сальник спас: в полость, кроме газа, ничего не проникло. Теперь зашить. И она ушила желудок. Если бы только это. А теперь ревизия полости живота. Кажется, все в порядке. Антибиотики нашлись, и она тщательно обработала всю полость.
