Наследство | страница 27
— Куда? Позволь узнать…
— Где больше всего нужна!
— Где? — Цепков потер широкой ладонью левый карман кителя. — Везде «больше всего». Область — это не госпиталь. — И пожаловался: — Везде у меня нехватки. — Он встал, осторожно, как бы извиняясь, прикоснулся рукой к ее плечу и сказал: — Сельская больница!
Не раздумывая, она ответила, что готова ехать в сельскую. И добавила:
— У меня есть опыт, пусть и небольшой. После института работала в Башкирии, в сельской больнице. Да, да! И терапевтом, и гинекологом, и педиатром. Роды принимала. А теперь еще и хирург.
Цепков опять погладил левый карман и опустился в кресло.
— Для сельской — клад. Но, — он снова в упор посмотрел в ее лицо, — подумай. Я хотел бы дать больше и лучше. Заслужила. Правду говорю!
— Верю. Сельская будет самое лучшее, доктор Цепков!
Он еще раз внимательно посмотрел на нее, не совсем понимая ее упорства.
— Так… Взгляни сюда!
Они подошли к карте, висящей на стене. Родная область… Знакомые излучины рек. Зеленые массивы лесов на севере. Железная дорога рассекала карту с запада на восток, и два уса от нее убегали на север.
— Вы каких краев, майор Надежда? — спросил Цепков, рассматривая карту. Его глаза были на уровне Новограда.
— Отец мой из Мурашей, мама — вятская. Я в Вятке родилась. Так что городская.
— Ну, вот сельские больницы: Верхоишеть, Кырчаны… Вот Ново-Троицкое. Все это на юге. Теплые Дворики, Медовая — на севере. Да, много их. Я назвал больницы, где нет главных врачей.
— Теплые Дворики? Это за Мурашами? Земство строило? — Надя оживилась. — Отец рассказывал… Он был тогда машинистом паровоза. И когда строилась больница, подвозил лес. Разъезд крошечный, долго стоять нельзя. Мужичков из деревень собирали к прибытию состава. Как муравьи, говорил, облепят вагоны… Весело работали. — Она замолчала, разглядывая тонкую ниточку железной дороги, убегающей от Новограда вверх к Котласу. — Значит, получаю назначение в Теплые Дворики?
Цепков отошел от карты.
— Надежда Игнатьевна, есть время подумать. Ключица-то как?
— Ключица? — не поняла она. — Нормально. Рана не беспокоит.
— Ездить много придется, правду говорю. Дорог хороших нет, зимой — заносы, весной и осенью — грязь. Верхом, в седле. А то и без седла, на одеяле…
— А на войне как было?
— Я не был на войне…
— На войне было по-всякому: и пешком, и ползком. Редко — на машине, больше на той же лошадке. Я — готова.
— Что ж… Только так условимся: приказ издам, когда там побываешь, посмотришь. Мне на старости лет не хочется, чтобы меня ругали, кляли.