Все утро они были вместе. Ходили по заснеженным, залитым холодным зимним солнцем полям. Говорили, говорили без конца.
– Работа начальника связи полка, – успокаивал он ее, – совершенно не опасна. Да и победа близка. Я должен рассчитаться с Гитлером – как комсомолец и как еврей.
Тень прошла по его лицу, когда он заговорил о жене и дочке Ирочке, которой только что исполнился месяц.
– Я много думаю, – сказал он, – как после войны вернусь домой и займусь воспитанием дочки. Теперь уже скоро…
Утром ей уже не удалось его повидать, и она с такими же мучениями вернулась в Миловку.
Потом, когда полк Бориса везли на фронт, они ехали через Уфу. Борис упросил командира отпустить его на несколько часов. Он бежал бегом двенадцать километров, провел два часа с Мирой и новорожденной Ирой в сторожке, где они жили, а потом так же бегом обратно в Уфу. Потом написал, что успел все-таки догнать свою часть.
Мы должны были встретиться с Зямой первого сентября 1941 года в Саратовском университете. С нашей стороны это был полный идиотизм, мы не позвонили, не проверили, сохраняется ли это назначение. Ехали из разных мест, он из Москвы, а я из Миловки. Он еще по дороге заезжал к Самуилу Лазаревичу, куда эвакуировали его военно-морскую школу, то ли в Коломну, то ли в Калугу. Я с диким трудом туда добиралась, с вещами, одна, опять же в теплушке. Мне кто-то дал адрес знакомой женщины в Саратове, к ней пришла, оставила вещи, а сама пошла в университет. Мне говорят: да что вы, к нам эвакуировался весь Ленинградский университет, все вакансии заняты, нам никто не нужен. Дали мне койку в общежитии с одной сеткой без матраса. Но с клопами. Туда же приехал Зяма. Он только что вернулся с рытья окопов, это было настоящее бегство, по их следам шли немецкие танки.
Делать нечего, надо ехать обратно в Миловку. Тридцатого августа сели в поезд. Едем, целый день едем. Жарко. Очень жарко. Часов в пять-шесть подъезжаем к Волге. Станция Батраки, огромный железнодорожный узел. Все пути забиты эшелонами. Наш поезд остановился, не доезжая станции, на обрыве, над самой Волгой. Красота необыкновенная. Солнце садится. Пошли к машинисту:
– Какие перспективы?
– Не меньше четырех часов простоим.
Зяма мне говорит:
– Пошли искупаемся.
– Нет, я купаться не буду.
– Пойдем, пойдем, я окунусь, не могу, жарко.
Он в одной рубашке и брюках, а я в черной юбке и в сиреневой кофточке вышитой. Все вещи, деньги, документы в поезде остались, в руках ничего. Спускаемся по обрыву к реке, там лежит бревнышко, я сажусь.
