— Дорогой мой, — сказала она нежно, — ведь не можешь же ты заставить ее итти, если она не хочет.
V. Ночное путешествие
Мы разложили свои вещи и, оставив Бланшетту стоять у дороги, точно соляной столб, вернулись на место ночной стоянки.
Немного спустя Билли задумчиво заметила:
— Сегодня ночь будет лунная; почему бы нам не путешествовать при луне, отсыпаясь днем. Ночью нам никак не удается поспать спокойно. Ехать при луне будет прохладно и очень поэтично. Давай попробуем!
Чем больше я раздумывал над этим предложением, тем оно казалось мне привлекательнее. Но как посмотрит Бланшетта на подобное нововведение? С тех пор как мы отошли от нее, она не пошевелила ни одним мускулом.
— Это стоит испробовать, — согласился я, наконец. — Если она и тогда не пожелает итти, нам попросту придется оставить ее и пойти дальше пешком.
Луна встала; ночь была тиха; клочки тумана поползли от реки; вереск сверкал росою.
Бланшетта дрожала и тревожно переступала с ноги на ногу. Я отвязал ее и подвел к шарабану. Она выказала необычайное желание пуститься в путь.
Упряжь с нее мы не снимали с утра, и прикрепить ее к оглоблям было делом нетрудным. Едва успел я застегнуть последнюю пряжку, как, не дожидаясь понукания, Бланшетта пустилась в гору быстрой рысью. Мы помчались за нею, уцепившись за шарабан.
— Силы небесные! — едва мог произнести я. — Лунный свет подействовал на ее мозги; мне придется затормозить колесо.
Я наложил тормоз, но, помимо того, что он смутил ночной покой своим отвратительным скрипом, он не оказал ни малейшего действия, несмотря даже на то, что подъем делался все более и более крутым. Мы недоумевали: неужели же это Бланшетта, та самая Бланшетта, которая отказалась продвинуться хотя бы на дюйм каких-нибудь шесть часов тому назад?
Мы с Билли скоро совсем запыхались. Я вскарабкался на шарабан и втащил за собою жену, но наша тяжесть не оказала ни малейшего влияния на быстроту хода. Бланшетта буквально неслась галопом.
Ослица словно сошла с ума. Лунный свет точно опьянил ее. Опьянил он и нас с Билли. Мы кричали и пели. Бланшетта ревела, я и сам заревел по-ослиному.
Она скакала вверх по крутой горе, точно у нее были стальные мускулы. Она не обращала никакого внимания ни на крутые повороты дороги, ни на окаймляющие ее головокружительные утесы. Поворотливость ее казалась изумительной, неутомимость — феноменальной. Она перескочила через кучку камней, заготовленных для ремонта шоссе, проехав по ней правым колесом.
