Повнимательнее, Картер Джонс! | страница 37



.

– Просто не повезло, – сказал Дворецкий. – Но я выставил бы вас играть первым в любой команде.

Так он и сделал, когда разделил нас на две команды и велел сыграть пробный матч, хотя нас было слишком мало – комплект неполный. В обеих командах Дворецкий был боулером, а Крозоска – викеткипером. Саймон Сингх был капитаном команды «Красных», а Карсон Кребс – команды «Синих». И Кребс выпустил меня на поле первым. На Кребсе держалось все. Мы набрали двадцать семь очков, и скажу без похвальбы, что три из них – моя заслуга. И, хотя «Красные» выиграли, ведь мячи Дворецкого иногда после отскока подныривали под наши биты, а один раз Дворецкий даже запулил йоркер, мы все сказали, что матч был великолепный.

Серьезно. Мы все так сказали.

А знаете, как приятно заработать три очка, когда играешь в команде восьмиклассников?

И потому, когда в тот вечер Дворецкий сказал мне, что поведет меня и Энни на выставку Дж. М. У. Тёрнера в Мэрисвиллскую публичную библиотеку, а мама пока отдохнет – «шанс редкостный и чудесный», – я даже не пикнул. Ни одной жалобы от меня не дождались. Ни одной.

Тем более что я заработал три очка.

Тем более что Дворецкий дал мне порулить Баклажаном и я всех довез прямо до библиотеки.

И настроение не испортилось, даже когда мы вошли в зал и Энни скривилась, увидев, сколько картин нам придется посмотреть. Я сказал: «Это редкостный и чудесный шанс», а она меня стукнула.

Я даже не пикнул. И, знаете ли, там было терпимо – в смысле, выставки картин бывают и похуже. В смысле, там было много кораблей, и много пейзажей, и опять корабли, корабли, корабли, и опять пейзажи, пейзажи, пейзажи, и Энни еще несколько раз кривилась, а под конец больше зевала, чем смотрела.

Но знаете что? На всех этих картинах было небо, а в небе облака клубились и как бы струились, словно на сильном ветру, и казалось, что этот ветер сдувает краски и они вот-вот выплеснутся с картин на рамы. У меня мурашки поползли по спине, типа того. А на одной картине буксир уводил старый корабль, и от нее мне почему-то стало так грустно, так грустно, что я покрепче стиснул зеленый шарик.

Дворецкий спросил, как мне понравились работы Тёрнера.

– По-моему, он идет против правил, – сказал я.

Дворецкий кивнул.

Я снова посмотрел на картину с кораблем на буксире.

– И он как бы…

– Продолжайте, – сказал Дворецкий.

– Он хочет сказать нам…

Повисла пауза.

– Он хочет сказать нам, что все когда-нибудь уходит от нас, рано или поздно. Вот как-то так.