Доктор Фогг закончил говорить, но у меня осталось ощущение чего-то недосказанного. В свою очередь он продолжал смотреть на меня, Жанет и Марису. Он посмотрел в пол и сказал:
– Левая нога очень сильно повреждена, мы не могли… – он помедлил, как будто подбирал нужные слова. – Мы не смогли решить проблему, и есть вероятность, что потребуется ампутация.
Я почувствовал себя так, как будто по мне провели старым ржавым ножом. Доктор Фогг нарушил тишину, пояснив, что столкновение с будкой автобусной остановки, с асфальтом и изгородью настолько сильно разодрало кожу и мышцы, что есть большой риск заражения.
– Если его состояние не улучшится, – сказал он, понизив голос, – единственным способом спасти его будет ампутация.
Мариса и Жанет не могли вымолвить ни слова, их лица были мертвенно-бледны, и слезы струились по щекам. Я чувствовал себя будто под водой, в ушах странно шумело.
– Джон – автогонщик, – внезапно сказал я громко, цепляясь за слабую надежду. – Можете ли вы хоть что-нибудь сделать, чтобы он мог продолжить участие в гонках?
До текущего момента я пытался не думать про одноместный автомобиль, который я заказал для моего сына. Он просто стоял там, заброшенный в гаражах Брэндс-Хэтч, и никто не мог им управлять, никто не мог поставить ногу на его проклятую педаль.
– Неужели не понимаете? – сказал я, повышая голос. – Джон должен был дебютировать в «Формуле Ford» меньше чем через месяц! Разве вы не можете что-нибудь сделать? Кто-либо из вас может что-нибудь сделать? Что угодно!
Доктор положил руку на мое плечо и позволил эмоциям выйти. Я плакал слезами, которые я до сих пор держал в себе. Когда я успокоился, то чувствовал себя полностью безжизненным, был как печальный труп, брошенный на деревянный стул в нереальной тишине больничного коридора.
В тот день они позволили нам увидеть Джона снова. Медсестры вытащили стекла из его волос и зашили раны на лице и руках. Металлический штифт был приделан к правому колену, чтобы сохранить его подвижность. Его левая нога была до сих пор забинтована, поэтому не было возможности увидеть, что доктора с ней сделали. Я снова посмотрел на колено моего сына. Я не смог выдержать вид этого металлического штифта, закрыл глаза и вышел из комнаты.
Когда мы пришли домой, то позвонили нескольким ближайшим родственникам, Салли и Стэнли. То, что нам пришлось снова объяснять, что случилось, пусть даже вкратце, снова разбило меня полностью. Проговаривая это вслух, я делал это реальным, и это было ужасно. Я не помню, что они мне говорили, но после того, как я закончил все звонки, я чувствовал себя вымотанным. Самым трудным было позвонить Брайану Джонсу и отменить бронь, которую я сделал на имя Джона. Не будет дебюта в «Формуле Ford». Планировалось, что это будет сюрприз, и я старался сохранить это в секрете. Теперь все эти попытки, заботы и внимание были напрасными.
