— Ну если товарищ ефрейтор в этом уверен, пойдем так.
За дверями, вопреки смутным Володинским опасениям, группы захвата не оказалось. Да и сопровождающий его «товарищ ефрейтор» превратиться в конвоира не поспешил. Парень, напротив, расслабился, закинул свою винтовку в положение «на ремень» и шел рядом с Денисом, как старый приятель, показывая дорогу.
Тропинка ушла наверх, к гребню, и, миновав спуск к мостику, сползла в соединяющую меж собой входы в несколько укрытий траншею.
—Командный пункт полка! — обронил ефрейтор, кивнув в сторону большего из двух врытых в песок в семи-восьми метрах друг от друга блиндажей.
— Меня туда? — уточнил Денис.
— Нет, дальше! — гыгыкнул ефрейтор. Володин мысленно поморщился и зачислил его в разряд давно не битых халдеев.
Предчувствие неприятностей, впрочем, молчало до самой последней секунды. Пока Володин не встал в блиндаже у застеленного старой картой самодельного письменного стола с криво сколоченным табуретом перед ним, решительно ничего не предвещало беды.
За столом, положив на него руки, сидел темноволосый парень лет двадцати пяти в меховой телогрейке поверх гимнастерки. На расстегнутом воротнике были видны красные петлицы с лейтенантскими кубарями, на этот раз без кантов и эмблем. На стене за спиной лейтенанта висел портрет Сталина под лопнувшим стеклом в резной рамке. В дальнем от Володина углу блиндажа стоял сейф, в ближнем с той же стороны — печурка.
Первое впечатление многое значит, поэтому Володин принял строевую стойку и, бросив руку к балаклаве, четко, по всей форме представился:
— Товарищ лейтенант, красноармеец Володин по вашему приказу прибыл.
Дернувший бровками лейтенант в ответ сплел на столе пальцы, и Володину стали видны очень, очень знакомые по масс-медиа нарукавные знаки с мечом, щитом, серпом и молотом[1].
«Твою же мать!!!»
От могущих случиться от такой неожиданности неприятностей находящихся в блиндаже людей уберегла только реакция особиста. Точнее, полное ее отсутствие. Он тупо сидел, смотрел на Володина тяжелым усталым взором и молчал.
Влипший Володин, оставшись в строевой стойке, в ответ мял стеклянным взглядом стену блиндажа и портрет Сталина на ней. Реагировать очевидным способом не хотелось.
—Я сержант госбезопасности, а не лейтенант! — через вечность, как показалось Володину, родил особист.
«Что!?»
—Приношу свои извинения, товарищ сержант госбезопасности. Не узнал! — выдавил Володин. Молчать было нельзя.
«Может быть, выкружу? Б…ь! Я, когда всплыл в ночи, так не волновался!»
