- Маг, — подлил масла в огонь Бахит, — и даже обученный, в отличие от этого песьего сына, который предела своей силе не знает!
Караванщики зажигали факелы. В куполе постепенно светлело, и по опасно изменившемуся взгляду Камаля я поняла, что в ближайшее время здесь станет очень, очень неуютно.
- А как мы определим, что буря прошла? — с надеждой спросила я, сделав вид, что не слышала слов Бахита.
- Никак, — хмуро ответил Камаль и сдернул со своего верблюда увесистый тюк с одеялами. — От внешнего мира мы отрезаны. Раньше, чем через плетение начнет проникать солнечный свет, выходить нельзя.
- То есть мы застряли до утра?.. — обреченно уточнила я, хотя ответа, в общем-то, уже не требовалось: буре нужно несколько часов, чтобы отбушевать, и закончится она уже после сумерек — но когда именно, и в самом деле не определить.
Кажется, нам оставалось только ждать рассвета — и молиться, чтобы до этого момента два арсанийских мага не выжгли все живое в куполе, выясняя отношения.
Глава 8.1. Естественный распад
Язык обстоятельств яснее языка слов.
арабская пословица
В Бахите я нашла родственную душу. К сожалению, по факту это означало, что я только теперь начала понимать, отчего у Рашеда после излишне продолжительных бесед со мной делалось такое скорбное лицо и рука сама тянулась за подушкой поувесистей.
Заткнуть моего нового раба было решительно невозможно, и он все время норовил без мыла пролезть в душу и всюду сунуть свой крючковатый арсанийский нос. Если Камаль свое неодобрение выражал, молча отвернувшись и сделав вид, что собеседника не существует, то Бахит сходу обрисовал, почему наш проводник и спаситель — на самом деле недостойный доверия песий сын — но ничего принципиально нового я уже не узнала.
Доброе отношение своего племени Камаль потерял, когда убил отчима, не оглядываясь ни на родственные связи, ни на отсутствие неопровержимых доказательств его нечеловеческой натуры, ни на то, что муж царицы формально имел право оправдать себя перед всем племенем, будь он хоть ар-раджимом во плоти, а не простым оборотнем. И не сносить бы Камалю головы, если бы после смерти перевертыш не сменил облик, превратившись в гигантского пустынного фенека. Это все-таки смягчило гнев старейшины — но не горе обманутой царицы, и племя сделало ровно то, что обычно делало с неугодными детьми, — оставило позади.
Но Камаль уже не был беспомощным младенцем. Его силы хватило, чтобы не только выжить, но и, в общем-то, неплохо устроиться.
