— Не вставайте, — сказала она. — Я просто пришла узнать, не надо ли вам чего.
На ней было простенькое голубое хлопчатобумажное платье, которое скорее подошло бы юной девушке, чем женщине ее лет. Короткие волосы всклокочены, словно, встав с постели, она не удосужилась провести по ним гребешком; они были выкрашены в ярко-желтый цвет, но так неаккуратно, что у корней остались седыми. Кожа была сухой, морщинистой, на щеках алели два огромных красных пятна, румяна нанесены неумело, так что их и на секунду нельзя было принять за естественный цвет, помада на губах тоже была намазана кое-как. Но самое странное, что бросалось в глаза, был нервный тик, от которого она дергала головой в сторону, словно приглашала вас войти в дом. Тик мучил ее через определенные промежутки, раза три в минуту, а левая рука почти постоянно находилась в движении: не то чтобы дрожала, но невольно казалось, будто этим быстрым судорожным жестом миссис Грэйндж хочет привлечь внимание к какому-то предмету у себя за спиной. Ее внешность привела Скелтона в замешательство, а нервный тик подействовал просто удручающе.
— Надеюсь, я не очень стеснил вас, — сказал он. — Думаю, уже завтра или послезавтра я смогу двинуться в путь.
— Знаете, в наши места гости нечасто наведываются. Так приятно бывает с кем-нибудь побеседовать.
— Может, вы присядете? Я велю бою принести стул.
— Норман не велел вас беспокоить.
— У меня вот уже два года не было случая поговорить с белым человеком. Я истосковался по задушевной беседе.
Она резко, быстрее обычного, мотнула головой, а рука дернулась в странном судорожном движении.
— Он вернется не раньше, чем через час. Я сама принесу стул.
Скелтон рассказал ей о себе, о том, чем занимался раньше, но убедился, что она успела расспросить его боя и уже все о нем знала.
— Вы, наверное, мечтаете поскорее вернуться в Англию? — спросила она.
— Не прочь.
Внезапно на миссис Грэйндж словно налетел нервный шторм — другого определения и не подберешь. Голова стала снова неистово дергаться, а рука трястись с такой бешеной скоростью, что Скелтон испугался. Пришлось отвести взгляд.
— Я не была в Англии уже шестнадцать лет, — сказала она.
— Неужели? Я думал, все плантаторы бывают на родине как минимум раз в пять лет.
— Мы не можем себе этого позволить, ведь мы разорены. Норман вложил все до последнего фунта в эту плантацию, а дохода от нее не было несколько лет. Те крохи, что мы на ней зарабатываем, едва спасают от голодной смерти. Но Нормана, конечно, не волнует, что он не может поехать в Англию. На самом-то деле он не англичанин.
