... Когда утром отворились плотно запертые на ночь ставни и свет хлынул в их покои, когда в мгновение ока все рухнуло и умерло, а на месте Рахили щурила подслеповатые гноящиеся глаза Лия, Иаков, устав от стенаний и горьких обидных слов, вымолвил лишь:
- Ты истощила чресла мои. Я думал, что ты - Рахиль.
* * *
- Чем же ты уязвлен? - простодушно недоумевал Лаван. - Или ты не знаешь, что не принято у нас выдавать младшую дочь вперед старшей? И не я ли твердил тебе, что все вокруг, любимый племянник, принадлежит тебе, в том числе и мои дочери? Да неужто не отдам тебе Рахиль - брось унывать! недели не пройдет, как она станет твоей! Только... только ты ведь послужишь мне за нее еще столько же? еще семь годков? - и он заискивающе заглянул в скорбные глаза Иакова. - Ведь послужишь, правда?
... Первенец Иакова появился на свет в положенный срок, и Лия нарекла его: Рувим.
* * *
- А вот и наш братец ненаглядный, легок на помине, - молвил Иуда, задумчиво покусывая травинку.
На виске Симеона вздулась жила. Он хотел что-то сказать, но сдержался. Лишь белые кулаки выдавали его гнев.
- Стареет наш отец, - продолжал Иуда ровным голосом. - Свои слабости, свои пристрастия, дело понятное. Нашу матушку он не жаловал никогда, только при чем здесь мы? Есть же предел и нашему терпению. Заметьте, братья, - кто из нас осмелился бы на подобную дерзость? Хотя бы чисто по-людски. Может быть, тебе, Неффалим, когда казалось, будто мы, братья твои, обязаны поклониться тебе как превосходящему нас? Или тебе, Симеон?
Симеон по-прежнему молчал, следя недобрым взглядом за Иосифом, спускавшимся с холма.
- Обед нам несет, - сказал Дан. - Добрый.
- Да что мы в самом деле, братья? - взорвался Левий. Его круглые совиные глаза смотрели возмущенно, пятерня яростно ерошила копну кудрявых волос. - Сын Рахили преступил все границы бесстыдства и наглости! Неужели, перережь мы ему глотку, грех наш будет так уж тяжел?
Неффалим беспокойно заозирался: - Глотку? Левий, ты не...
- Я - не! - рявкнул Левий, и Неффалим испуганно осекся. - Уж кто-кто, а я - не! И Симеон - не! А вы, вы - вы скопище ослов и трусов! Ваше ничтожество не способно породить ни одного достойного мужчины чувства хорошей ненависти в том числе! Что ж, ладно. Мы с Симеоном и без того прокляты отцом нашим, нас не убудет. Уж мы-то не побоимся сделать за вас кое-какую неприятную работенку.
- Убью, как собаку, - резюмировал Симеон. Иосиф между тем приближался, прижимая к груди тяжелую корзину с провизией. Рувим встал, оглядел братьев и произнес негромко:
