Я закричала, попыталась заслониться руками, дернулась в сторону… Что-что, а спотыкаться я всегда умела. Как шутила моя нянюшка: «Такой навык не пропьешь, даже если захочешь». Хорошая была старушка, славная. Только что вишневую наливку очень уж любила, за что осерчал на нее батюшка и прогнать велел, когда мне только семь стукнуло. Знала бы она, что моя неуклюжесть однажды жизнь спасет! Но старушки уж и в живых, наверное, нет… А тень же… совсем рядом. Замерла, снова приготовилась прыгать.
Я отскочила и вздрогнула.
Не было уже под ногами жухлой травы да сосновых иголок. Землица черная, будто выжженная огнем, пепел сугробами… И деревья… черные стволы, как замершие темные колдуны, окружившие свою жертву. Ну попала ты, Яга! Живьем точно не выпустят. То ли ворожбе чей-то помешала, то ли…
Тень выросла, кинулась на меня сверху, и я почему-то раскинула руки и… Глупость, конечно. Но не может она меня тронуть! Попугать – да, но коснуться… Не знаю, откуда пришло это осознание, да только тень стала таять. Я все пыталась разглядеть в ней чей-то силуэт, но его попросту не было. Только темное облако.
– Сгинь, проклятая! Не трогай лес! Не трогай мой лес! – прошипела я, чувствуя, как по рукам ползет жар, опаляет кожу, будит что-то, мне неведомое. Может, сила моя решила проснуться? Что ж, вовремя.
Перед глазами все плыло. Я попыталась опустить руки, боясь, что прямо из них сейчас вырвется пламя, но те не слушались. Тело стало ломить так, будто я сто ведер воды из колодца подняла, а затем тень рассыпалась на искры, туман исчез, а я упала на выжженную землю и подумала, что сойду с ума.
Я вдруг стала чувствовать весь лес разом. Увидела, услышала, ощутила, стала его частью. Мощь природы оглушила, заставила слезиться глаза, дрожать от переизбытка эмоций. Я услышала щебет воробьев, шум родника, едва заметный шелест листьев, которые не спеша падают на землю, а после пришла боль. Дикая, страшная. Я заметалась по земле, чувствуя, как до этого от чужой ворожбы умирал лес. А я… Я стояла, смотрела и ничего не сделала, не остановила тень… тогда.
Последнее, что осталось в памяти, – это темнота, сквозь которую слышится знакомый голос. Но чей? Не разобрать и не вспомнить. И я провалилась в беспамятство.
Дмитрий.
– Не оставлю ее одну больше ни на минуту.
– Да успокойся ты, Дмитрий! Живая она, только ослабла.
Леший сидел на подоконнике, чесал макушку и смотрел, как я мечусь по избушке. Сенька лежал на печи вместе с Ядвигой, косился ярко-зелеными глазами и молчал. Но его недовольство хозяин леса тоже ощущал, поэтому умолк и только вздохнул, когда я в очередной раз взобрался на печь, дотронулся горячего лба суженой и погладил ее хрупкую ладошку.
