— Какой Стаханов? — поморщился чекист. — Что ты несешь?
Да, признаю, возможно, это была не самая гениальная из всех моих идей. Но ведь не попробуешь, не узнаешь. А ничего великое не достигается без экспериментов.
— Что ты планировал, — он сверлил меня глазами, — диверсию?
— Нет, — честно ответил я, — трудовой подвиг, — и поправил значок “ударник” на груди.
— Пятнадцать человек в больнице. С ожогами, — цедил чекист. — Ты это понимаешь?
— Зато завод цел. Да и все живы остались. Если бы не я, ущерб был бы гораздо больше.
На пару минут кабинет окутала тишина. Лишь шелестели бумаги, которые вдруг начал пролистывать мой собеседник, и скрипел стул, на котором устало заерзал я. Но даже это жесткое сиденье оказалось удобнее койки в узкой темной камере, куда меня затолкали прямо с завода. Даже не могу сказать, сколько часов мне пришлось там проторчать, причем в весьма раздражающей компании.
— Но есть и другой вопрос, более сложный, — чекист ткнул пальцем в одним из густо исписанных листков перед собой. — Мы опросили людей на заводе. И про тебя говорят всякое, — многозначительно произнес он.
— Например? — хотя, кажется, ответ я знал.
— Вся твоя бригада твердит, — его палец продолжал тыкать в листок, — что когда они соглашались на этот “трудовой подвиг”, они чувствовали, будто ты им это внушил. А потом, когда кинулись к домне — все говорят, что ты их заставил.
Оставалось только пожать плечами. Разумеется, они меня сдали — иллюзия закончилась, мозги стали просыпаться. К тому же мужики меня не любили — в семнадцать лет стать бригадиром не каждому дано.
— Все показали, — продолжал чекист, — что, когда они кинулись к домне, ты стоял в стороне и не сводил с них глаз, будто управлял ими издалека…
А что, мозговой центр сам должен лезть в пекло?
— Говорят, — он уже вовсю впивался в меня глазами, — что ты хуже цыгана. Колдун…
— А вы что верите в колдунов? — уточнил я.
Хотя ответ и так читался по его лицу — не верил. А потому и не знал, что сейчас думать.
— Почему все эти люди послушались тебя? — нахмурился он. — Мальчишку?
— Вообще-то, — я поправил значок “бригадир” на груди, — я их бригадир.
Кабинет снова окутала тишина. Захлопнув папку с бумаги, чекист сцепил руки на груди, явно не в силах определиться, кто я: враг народа или наглый мальчишка. То и дело он косились на стоящий на углу стола телефон, словно подумывая позвать подмогу.
— А с сокамерником ты что сделал?
— А не надо было ко мне урку подсаживать, — отозвался я.
