На всемирном поприще. Петербург — Париж — Милан | страница 89



. Ну, а на него можете положиться. Чутье это он от отца унаследовал, а покойник миллионы нажил перепродажею картин…

— Эта уж и не поэма, а эпопея, целая эпопея! — продолжал Виктор Семенович, приходя в восторг от недоконченной картины Калачева, которую он рассматривал на разных расстояниях, то просто, то прищурив один глаз и подставляя к другому трубкою свернутый кулак…

— Поздравляю, — заговорил он, увидя Чебоксарского. — Вот счастливец, рекомендую, — обратился он к Калачеву, — сегодня получит 100 тысяч. Я за вами приехал, едем. Там вас ожидает уже целый синклит.

— В чем дело?

— Подписать контракт с обществом, которое покупает у вас право эксплуатировать ваш патент, на условиях, о которых мы говорили за завтраком, помните. Правда, с какими-то ограничениями, но это всё пустяки. Там узнаете. Идемте…

— Я только не совсем понимаю… — начал было Чебоксарский, но Виктор Семенович перебил его:

— Мало ли чего вы не понимаете! Вы, вот, например, не понимаете, какая разница между бургонским и бордо… Голубчик, не сердитесь, ведь я о вас же хлопочу и не в обиду вам говорю. Так всегда было и будет: вам доподлинно известно все, что делается в надзвездных сферах, а в том, что творится у вас под носом, вы не смыслите ни аза. Мы, грешные, наоборот, и в бургонском, и в бордо толк смыслим, зато открытий не делаем. Стало быть, компенсация… ancre, parachute, compas[116], — договорил он в виде остроты, заливаясь несколько напряженным смехом.

— Но ведь в теперешнем виде мой фонарь, как экономическое предприятие, совершенно не годится для эксплуатации…

— Это не мое дело. Имел уже честь вам докладывать — в механике не силен. Одно только могу вам сказать: предприятие это в таких руках, что задумай эти господа на мурманском берегу разводить лимоны, то им и то всякий с охотою свои денежки принесет, да еще поклонится, чтобы приняли. О них не беспокойтесь: если они что покупают, значит стóит. Ну, а теперь едемте: я обещал доставить вас к четырем часам.

— Престранный человек двоюродный ваш брат, — прибавил Виктор Семенович, обращаясь к Калачеву и несколько переиначивая стих Грибоедова, — везешь его деньги получать, а он еще упирается, как купеческая невеста… ха, ха, ха… Ну, а картина ваша — решительная прелесть: чем больше любуюсь ею, тем меньше могу глаза от нее оторвать…

Калачев был удивлен поведением Чебоксарского. Человеку в его положении дают 100 тысяч, а он как будто конфузится или боится чего-то. Михнееву даже спасибо не сказал. Какой он ни есть человек этот Михнеев, однако ни Чебоксарский, ни Калачев о нем дурного не знают; к тому же он радушно оказал им услугу. Такие дела не обходятся же без хлопот…