— Никто не видел, как я вышел.
— Хорошо, хорошо! Но во всяком случай лучше останьтесь. Завтра я позабочусь о вашей безопасности.
— Благодарю вас, ваше превосходительство, — покорно сказал монах.
Манискалько позвал вестового и приказал ему провести монаха в его комнату.
Когда они вышли, директор полиции, шепнув нетерпеливому Сальцано: «Через минуту я ваш, генерал», кликнул сбира.
— Видел монаха? — спросил он его.
— Видел, — отвечал тот.
— Ну, так поставь часового в коридор, что ведет в его комнату. Никто не должен ни выходить, ни входить. Понял?
— Понял, ваше превосходительство, — отвечал сбир и, поклонившись, вышел.
— Ну, генерал, теперь мы одни, — сказал Манискалько. — Что вы думаете об этом милом известии?
— Думаю, что нас захватили врасплох. Как это вы, любезный директор, ничего об этом не знали?
— Как бы вам сказать… я кое-что подозревал, но никак не думал, что опасность так близка. Во всяком случае, мы примем свои меры и притом немедленно… Дело касается нашей чести.
— У меня всё готово. Нужно только составить хорошенько план, чтоб ни один не ускользнул из ловушки.
— Я к вашим услугам, генерал.
Переговоры их были непродолжительны и план весьма скоро составлен. Генерал Сальцано тотчас же отправился к себе на квартиру отдать войскам соответствующие распоряжения. Манискалько остался у себя, окруженный своими ищейками.
Читатель! Не забывайте францисканского монаха Микеле да Сант-Антонино.
На другой день, 4-го апреля, как только первые лучи зари осветили небосклон, монах, привратник монастыря Ганча, красивый мужчина с черной бородой и сверкающими глазами, уже стоял за воротами, прислонясь к монастырской стене, и обводил медленным взором еще спавший город, расположенный внизу. Потом он перевел его на зеркальную гладь моря, которую бороздило множество рыбачьих лодок, напоминавших своими белыми латинскими парусами альционы[236], несущиеся по лазурным волнам.
Но, как видно, не море, не небо и не город занимали монаха; всё внимание его было поглощено дорогой, извивавшейся по горе, на которой стоял монастырь, потому что на нее всего чаще и пристальнее посматривал он. Скоро на ней показалось несколько молодых парней, гнавших мулов с бочонками по бокам.
При виде этой группы, монах, улыбаясь, подошел к монастырским воротам и, отворив их, пошел навстречу погонщикам.
— Добро пожаловать, детки! — воскликнул монах, когда они были совсем близко.
— Здравствуйте, отец, — отвечали они.
