Распорядившись с садом и огородом, Роберт вошел в свое новое жилище. Он выбрал себе для кабинета самую светлую и веселенькую комнатку, меблировал и убрал ее по своему вкусу, развесив по стенам оружие, трубки, картины и набальзамированного крокодила. Затем он занялся столовой, потом кухней, где устроил большой камин, по бокам которого поставил две удобные скамейки.
— Здесь буду я сидеть по вечерам осенью с верными друзьями. Болтая и покуривая трубки, мы будем печь каштаны, которые станем запивать белым вином моего изделия… Ах, а погреб? Я и забыл! Ну, вот и он готов… Кстати (продолжал он мечтать), недурно бы взять вот и этот холмик — там будет у меня виноградник… Отлично!.. Но не говорите мне о покупке другой земли! Я не люблю возни… К тому же мне жаль бедных крестьян… Нет, нет, с меня довольно сада, огорода и вон того холмика… Вот приходит время сбора винограда. Я выхожу в поле, одетый по-домашнему, в широкой соломенной шляпе. Пока я вожусь около давила, вдруг стук экипажа… О, радость — это друзья! Далия с ними! Нет, погоди… Далия лучше придет одна… или даже она уже со мной… Приятели, видя меня в моей широчайшей шляпе, с лицом, испачканным вином, смеются. Я обнимаю их, они шумят, кричат, требуют есть, пить. Скорей, Далия…
В эту минуту служанка повесила сушиться на веревке простыню как раз перед носом Роберта и внезапно закрыла прелестную виллу, которою он любовался. Все его мечты мгновенно рассеялись, как воробьи после ружейного выстрела. Он осмотрелся по сторонам, узнал трактир и вспомнил, где он. Убедившись затем, что солнце уже высоко, он рассчитался с хозяином и снова отправился в путь по направлению к Ассо[151], где должен был остановиться дня на два у своего приятеля.
Глава II. Остатки русского похода[152]
Восемнадцатого февраля 1812 года Милан, битком набитый солдатами и офицерами, кутил как никогда. Все трактиры и кабаки кишели посетителями. Толпы веселых масок сменяли друг друга; подгулявший простой народ толкался по улицам, потому что в те времена вино было дешево, стоило только пить его. Все ликовали под влиянием вечно возобновлявшейся и никогда не осуществляемой надежды на свободу.
От Porta Nuova[153] тянулся длинной вереницей ряд карет по направлению к казино de' Pomi[154], любимому модному ресторану того времени. В одной из них сидела довольно многочисленная группа офицеров и дам, принадлежавших, если судить по их костюму и манерам, к особам довольно двусмысленным. Тем не менее они были красивы, чрезвычайно веселы и обладали в высочайшей степени способностью с философским мужеством (т. е. со стаканом в руке) расстаться с своими возлюбленными, которым деспотически голос Наполеона повелевал отправиться на другой день в какой-то таинственный поход.
