Подобные встречи я обычно начинаю с вопроса:
– Кто из вас хочет писать о политике?
Лес рук. Тяжело вздыхаю. Что можно написать о политике в стране, где итог президентских выборов известен уже лет за пять до голосования?!
– Кто из вас хочет писать о культуре?
Поднимаются руки, ноги и прочие конечности. Культуру любят все. Вздыхаю ещё тяжелее.
– Кто из вас хочет писать о науке?
Долго рассматриваю зал и наконец нахожу одну робко поднятую руку. Выясняется, что это студентка-биолог, которая случайно забрела в аудиторию. Вздыхаю так, что в зал испуганно заглядывает декан журфака: не случился ли с кем астматический приступ или, боже упаси, оргазм?
Но я не собираюсь ворчать и рассуждать о падении престижа рационального знания или о деградации молодого поколения. Мне кажется, эта нелюбовь молодых журналистов к науке имеет объективные основания.
Наука представляется нам чем-то очень мудрёным – смесью непонятных слов и длинных формул. Это страшно, учитывая, что половина учащихся журфака – это те, кому в школе после очередной двойки по математике поставили диагноз: «Ты же гуманитарий».
Особенно пугают сами учёные. Это очень-очень серьёзные люди. У них длинные бороды, вместо пива они пьют ортокарбонатную кислоту, закусывая её кварк-глюонной плазмой. Когда молодой журналист отправляется брать у них интервью, то тут же из профессионала превращается в студента-троечника, сдающего экзамен суровому профессору. Он замирает, как кролик перед удавом.
Ещё раз: я не виню своих молодых коллег. Кролика тоже можно убеждать, что конкретно этот удав сделан из китайского пластика, а посему совершенно безопасен. Но против рефлексов не попрёшь.
Я тоже слегка боюсь учёных, хотя у меня у самого есть борода (маленькая). Я вообще побаиваюсь тех, кто знает о чём-то намного больше меня, а таких – подавляющее большинство. Однажды я брал интервью у очень сурового доктора биологических наук с окладистой седой бородой. Он долго рассказывал мне, как ЦНС переключается с обработки и анализа экстероцептивной информации на работу с информацией висцеральной, что явно видно по реакции соматосенсорной зоны на интраперитонеальную стимуляцию во время медленноволнового сна…
Если кратко, то речь шла о гипотезе, предполагающей, что во время сна наш мозг не просто отдыхает, а активно обрабатывает информацию от внутренних органов. В итоге я написал абсолютно хулиганскую статью. Вот короткий отрывок из неё:
«…Моя сетчатка фиксирует белые и чёрные точки. Мозг их превращает в загогулины, загогулины – в буквы, буквы – в слова, слова – в смыслы. Так получается этот текст. Возможно, нечто подобное происходит во сне с сигналами внутренних органов. Кора мозга их как-то обрабатывает, обобщает, анализирует. Только вот наше дневное сознание не способно это воспринять. Остаётся лишь фантазировать, как по ночам наш мозг устраивает планёрки.
