Рабочие только смеялись в ответ.
— День добрый, господин капитан! — дружелюбно крикнули некоторые.
— Никакие это не пожарники! — сказал Рюттлингер мрачному Песталоцци.
Полицмейстер добродушно махал обеими руками.
— Я вижу, и вы здесь, Фернан! — крикнул он. — Что вы ищете там, на такой высоте, четыреста метров над уровнем моря?
— Чистого воздуха ищем! — ответил ему Рюттлингер.
— Чахотка у нас у всех! — завопил Серафен. Рабочие засмеялись.
— Вид отсюда красивый, господин капитан!
— Поглядывайте-ка за тем господином, рядом с вами! — крикнул полицмейстеру Маурер. — Свалится еще.
Мэтр Гранжан, прокурор, с побелевшим лицом сидел на гонте, обеими руками держась за громоотвод.
— За меня, пожалуйста, не беспокойтесь!
— Да я ведь так, просто предупреждаю, — пожал плечами Маурер.
Полицмейстер сунул руки в карман.
— Послушайте, господа, — сказал он улыбаясь. — Для шутки все это не так уж плохо, но пора и честь знать! Сейчас это вам обойдется всего в пять франков штрафа с человека, я вас даже не арестую.
— Подарочек! — задумчиво произнес кто-то из рабочих.
— Вы что это воображаете! — закричал вдруг, ощутив прилив сил, прокурор. — Люди утром проснутся, а над головой у них крыши нет. Порядочный человек не посмеет спать лечь спокойно… Нет, господа, у себя в Швейцарии мы анархии не потерпим!..
— Осторожнее, еще упадете! — крикнули ему с противоположной стороны.
Прокурор смолк, будто воды в рот набрав.
— Ну, как можно: на крыше — и рассуждать про анархию! — с упреком сказал Маурер. — Невероятное легкомыслие!
Полицмейстер опять поднял руку.
— Холодно здесь, господа, — крикнул он, — мы все простудимся! Довольно вам…
Но он не закончил фразу: Песталоцци, молча сидевший до этой секунды возле трубы, вдруг вскочил во весь рост и в три прыжка очутился на краю крыши.
— Холодно, говорите? — вопил он, весь багровея от ярости. — Вы бы лучше следили, чтобы у людей башмаки не стаскивали средь бела дня! Пока такое творится, вы, господа, лучше бы помалкивали про анархию! — Песталоцци, стоя на самом краю, так исступленно размахивал длинными ручищами, что казалось, вот-вот, потеряв равновесие, рухнет вниз; кто-то на площади вскрикнул в ужасе, решив, видно, что один из рабочих собирается броситься с крыши. — Мы — строители, господин хороший, — орал вне себя Песталоцци, — мы на свете живем для того, чтобы строить, а у нас последний башмак снимают…
— Не надрывайся! — сказал коротышка, который незаметно подкрался к нему и, взяв за шиворот, оттащил назад. — Не надрывайся!
