Разве мог не знать их я, уроженец Петржалки!
Той самой Петржалки, на которую я все еще смотрю поверх знакомой картины.
Поверх западного немца, который тащит свои баржи уже там, у австрийской границы. Поверх пристани, где скрипят краны над тоннами зерна, пирита, руды, чечевицы, хлопка, стекла и железных труб. Поверх пароходов, пароходиков, лодок, буксиров, легких моторных лодок и красивых, изящных белых пассажирских судов, которые плавают до самого Черного моря; поверх складов, элеваторов, пакетов, мешков, ящиков, буев; поверх набережной, где порой кричат продавцы фруктовых вод и не спеша слоняются грузчики, таможенники и моряки, австрийские, советские, югославские, венгерские, румынские и наши; то есть поверх всей этой славной пересадочной станции, ворот Центральной Европы, открывающих им путь на Ближний Восток и Балканы — поверх братиславской пристани.
Напротив, за Дунаем, под дубом Наполеона, остановилась молодая парочка. Я упираюсь лбом в стекло.
Сколько же мне еще ждать? Молодые люди уселись на лавочку. Зачем, собственно, меня сюда позвали? Влюбленные обнялись. Есть ли вообще тут, в этом знаменитом институте, что-нибудь об этих моих французах? Или просто бросить все это? До чего все просто для парочки на том берегу! Да, кстати, добрый старый учитель французского! Почему это он пришел мне на ум? Все те годы, что он нас учил, я — благодаря той французской могиле и сведениям о коменданте Дамаска — пользовался его протекцией. Даже в старшем классе, когда я спутал «крестьянина» с «рыбой», создав превосходный литературный образ: «Бедная рыба шла на базар продавать крестьянина», он и тогда вместо того, чтобы поставить мне пятерку[2], лишь дружески погрозил мне пальцем. А однажды, когда я под крышкой парты читал Вийона, он лишь покачал головой: «На это, приятель, у тебя еще будет достаточно времени!» Будь он сейчас рядом, подумал я, он бы наверняка помог мне.
Ну а пока я смотрю на сверкающую гладь Дуная и барабаню пальцами по стеклу. До тех пор, пока стройная брюнетка не отстучала у меня за спиной на скрипящем паркете четкий ритм молодых шагов и не защебетала вместо извинения:
— Мы заставили вас ждать, да? — И протянула мне несколько листков. — Возможно, они вам помогут.
Я просмотрел бумаги — размазанные копии машинописных страниц — и стал читать французский текст: «Донесение о создании, организационных основах и боевой деятельности группы французских бойцов в Словакии в период 28 августа — 1 ноября 1944».
