Неутолимая боль и обездвиженность сводили с ума. Свободолюбивого Редвуда держали в плену. Не только стены этой проклятой тюрьмы, но и его собственное тело. Изувеченная плоть в прожарке «Well Done» больше ни на что не годится. Это хуже смерти… Намного хуже!
— Говорят, ко всему можно привыкнуть… — произнес убийца вслух и осторожно улыбнулся почерневшими губами. — Что же, хотелось бы возразить… К нестерпимой боли, живьем раздирающей тело, невозможно адаптироваться, как ни крути! Возможно, косячок с забойной дурью облегчил бы страдания, но в этой верблюжьей жопе и обычной сигаретки не допросишься… Гребанные медсестры смотрят на меня так, словно я лично обезглавил их семью! Особенно та, черная… Оливия, кажется. Она ненавидит меня больше других и с явным удовольствием отрывает присохшие к мясу повязки, даже не пытаясь размочить их чуть заранее. Наверняка мстит мне за ту цветную суку, которую я пришил в Джексонвилле. Почти уверен, в последнюю нашу встречу, перед тем, как якобы случайно уронить поднос с лекарствами мне на ноги, она прошипела: «Это тебе за наш народ!». Подумать только, заклеймила меня расистом из-за того, что я облегчил страдания очередной шоколадной потаскухи, что все равно не протянула бы и года, учитывая ее пристрастие к наркотикам… — очередной приступ боли заставил Рональда замолкнуть.
Корчась и постанывая, он все же ликовал внутри, понимая, что гнетущее безмолвие, тянущееся с самого утра, было прервано. Обнулившиеся счетчики вновь начали свой неспешный бег, конечной точкой которого была полночь. За ней следовал новый день, ничем не отличающийся от предыдущего… И так по кругу, как в самой скучной на свете короткометражке.
Единственной отдушиной, позволявшей ненадолго забыться, стала возможность сколь угодно долго придаваться воспоминаниям о счастливом детстве, в котором перед малюткой Ронни были открыты все двери. Пару лет назад, лёжа на кушетке в кабинете у дорогущего психоаналитика, Редвуд называл эти годы «травмирующим опытом», винил в собственных несчастьях мать и отца, сделавших его разменной монетой в бракоразводном процессе.
Он искренне ненавидел самые светлые воспоминания первых лет жизни, ведь на тот момент они представлялись мучительными. И только сейчас, лежа под испепеляющими лучами светодиодной лампы и разлагаясь заживо, мужчина осознавал, что есть истинная мука. Все прежние соображения и умозаключения тут же показались блажью состоятельного белого американца, пересмотревшего шоу «Доктора Фила».
