. Им не слишком импонировал настрой нового правителя на разрыв со своим сюзереном, его стремление представить себя равным королю Франции, о чём пишет, например, Филипп Вилант. Сравнивая в очередной раз Карла Смелого с отцом, он отмечает, что первый считал себя более наследником Карла Великого, ибо напрямую происходил от него, тогда как французская королевская династия вела свое происхождение от узурпатора Гуго Капета
[291]. Настоящий шок вызвала у представителей этой части бургундской придворной элиты фраза, произнесенная Карлом Смелым во время приема королевских послов в Сент-Омере. Герцог заявил: «У нас, португальцев, есть традиция: когда те, кого мы считаем своими друзьями, становятся друзьями наших врагов, мы посылаем их к ста тысячам чертей»
[292]. Несмотря на то, что конкретные имена не были названы, все поняли, кого имел в виду герцог. Это был Людовик XI, поддерживавший врага Карла и Эдуарда IV – графа Уорика. Шатлен отводит целую главу в хронике для того, чтобы показать свою позицию относительно этого высказывания герцога. Во-первых, Карл назвал себя португальцем
[293] вопреки тому, что происходил из французского королевского дома. Во-вторых, официальный историограф не мог одобрить его неуважительного отношения к королю. Ведь «казалось тем, кто воспринял это со скорбью, что он нанес самому себе большое оскорбление такими словами, принимая во внимание то, что он был подданным короля и носил герб с лилиями…»
[294]. Кто эти люди? Шатлен описывает их как «наиболее мудрых, которые много видели», они «испытывали привязанность к Франции, а не к Англии»
[295]. Это замечание автора важно применительно к дальнейшей судьбе Бургундского государства – большая часть бургундской элиты не мыслила себя вне королевства, для нее все усилия Карла по предельному отделению от него были противоестественными, а авторитет королевской власти – чрезвычайно высок. Причем следует пояснить, что именно неперсонифицированная королевская власть пользовалась уважением как Шатлена, так и той группы людей при бургундском дворе, к которой он был близок, ибо сами короли – Карл VII и Людовик XI – отнюдь не соответствовали тому высокому предназначению, которое даровал им Бог
[296]. Вполне возможно, к данному лагерю принадлежал и Гийом Фийатр, также указывавший Карлу Смелому на его происхождение из французского королевского дома
[297]. Однако идея франко-бургундского сближения оказалась неосуществимой. Оккупация части Бургундского государства войсками французского короля и переход на его сторону многих высокопоставленных придворных, свидетелями чего были Оливье де Ла Марш и Жан Молине, значительно повлияли на их политическую позицию.
