Разборка с Маркионовым | страница 3
Спрашивается, Чехов-то здесь при чём?
Оба учения, на мой взгляд, просто несовместимы. Несмотря на кокетливо составленную девятую опору сатанизма («Сатана — лучший друг церкви, ибо обеспечивает её работой»), сторонники его всё-таки исповедуют неугасимую вражду между Богом и дьяволом, видя в себе последователей «единственной организованной религии в истории, которая взяла как символ окончательный образ гордости и восстания».
Однако по Маркионову не было ни гордости, ни восстания, ни последующего низвержения в ад. В знаменитых словах Исайи: «Как упал ты с неба, денница, сын зари!..» — ересиарх усматривает лишь неверно истолкованное свидетельство о спешном сошествии с небес на землю для исполнения ответственной миссии Князя мира сего.
Скажу больше: дьявол Маркионова по определению не может стать антагонистом Бога, ибо (держитесь крепче!) это одно и то же лицо.
Нет, как хотите, а сатанизм здесь даже и не ночевал.
Для дилетанта Валентин Маркионов в Священном Писании ориентируется неплохо. Он, кстати, вполне сознаёт свое дилетантство, но это нимало его не смущает. Все создатели великих религий, оговаривается он как бы мимоходом, тоже не были профессионалами: плотник, погонщик верблюдов, наследный принц. Невольно залюбуешься, с какой очаровательной лёгкостью ставит себя наш недофилолог на одну доску с Христом, Магометом и Гаутамой. Очевидно только христианское смирение на позволило ему присовокупить к списку ещё и монтировщика сцены!
Маркионов ни в коем случае не начётчик: точным выдержкам с указанием книги, главы и стиха он предпочитает вольный вдохновенный пересказ, причём мотивирует это следующим образом:
«Любой человеческий язык условен. А поскольку с Библией мы знакомы лишь в человеческом изложении (пусть даже она и писалась под диктовку Святого Духа), воспринимать её буквально — бессмысленно да и опасно. Христос сознавал это лучше кого-либо другого и поэтому изъяснялся иносказательно — притчами».
Далее следует пространное и не относящееся к делу рассуждение о том, почему притча выше инструкции (заповеди), которое я позволю себе опустить.
«Итак, — заключает Маркионов, — на любом из человеческих языков истина может быть изложена лишь образно».
И он излагает её образно, чем вызывает бесчисленные нарекания со стороны о. Онуфрия (Агуреева). Хотя справедливости ради было бы уместно вспомнить, что и приверженцы апостольской традиции по части истолкования слов Господних тоже подчас предивные чудеса отчеканивали.