Жизнь М. Н. Муравьева (1796–1866). Факты, гипотезы, мифы | страница 88
Обратимся теперь к анализу другой группы мотивов, приписываемых Грибовским создателям и активистам тайных обществ, – мотивов, так сказать, карьеристского свойства. У этой оценки также было много сторонников среди нескольких поколений исследователей декабризма. Но в советской историографии и исторической публицистике доминировал образ декабриста как рыцаря без страха и упрека, лишенного каких-либо материальных и карьерных мотивов. Между тем такой подход противоречит как правде жизни, так и результатам многолетних исследований мотивационной сферы. Идейная мотивация, опирающаяся на абстрактные ценности, устойчива и эффективна тогда, когда она однонаправленна с мотивирующим действием более конкретных и личностных мотивов: социальный лифт, общественный статус, материальное благосостояние и т. п. Это норма, а не отклонение от нее. Человек, встроенный в государственную иерархию, вряд ли может устойчиво работать на такие преобразования самой этой иерархии, последствием которых будет утрата им достигнутого статуса и уровня материального благополучия. И наоборот. Упорство и энергия преобразовательных усилий возрастает, когда системные изменения сулят преобразователю личные статусные и материальные приобретения. Поэтому имеющееся у Грибовского утверждение, что, стремясь к системным преобразованиям, создатели тайного общества тайно или явно связывали эти стремления с мыслями о собственной карьере и материальных интересах, на мой взгляд, недалеко от истины.
Завершая анализ общих черт мотивации основателей и первых членов тайного общества, укажем еще на одно обстоятельство, с которого, вероятно, следовало бы начать. Все они были очень молоды. Старшему из них – Сергею Трубецкому было 26 лет, Александру Муравьеву – 24, Матвею Муравьеву-Апостолу и Ивану Якушкину – по 22, Никите Муравьеву – 21, Сергею Муравьеву-Апостолу – 19. К ним в высшей степени относилось то, что через много лет очень точно выразил в своих «Записках» И. Д. Якушкин: «У многих из молодежи было столько избытка жизни при тогдашней ее ничтожной обстановке, что увидеть перед собой прямую и высокую цель почиталось уже блаженством»>11. Блаженством тем большим, что работа во имя этой цели предполагалась в компании уважаемых и любимых товарищей и, соответственно, сулила обильную роскошь человеческого общения.
Принимая решение об участии или неучастии в том или ином проекте, любой человек оценивает не только блага, которые сулит успех проекта, но и риски, связанные с участием в нем или его неуспехом. Выше мы говорили о том, что могло мотивировать создателей общества к участию: желание минимизировать пороки русской жизни, особенно очевидные в контексте приобретенного зарубежного опыта, надежда в случае успеха на карьерный взлет, «блаженство» осмысленной деятельности во имя прямой и высокой цели, так отличающейся от ничтожной рутины повседневности. На другой чаше весов лежали риски, связанные с тревожным и даже, пожалуй, зловещим самоопределением создаваемого общества как