— Очень тонкую резьбу, которая изображает и папоротники, и голосеменные, и цветковые в равных пропорциях.
— Это середина мезозоя, конец триаса, начало юры. Ты не заметил, Гор ковровые листья. Посмотри внимательно рядом с ветвью гинкго. И о чём это говорит?
— Очевидно о том, что цветковые стали превращаться в деревья.
— Всё правильно! На втором наличнике уже видны листья каштана. Так?
Я кивнул.
— Какой из этого можно сделать вывод?
— Два, — засмеялся я. — Либо строители ошиблись, либо в юре появились многие цветковые деревья, что опять противоречит современной науке.
— Наука, наука!! Как ты надоел со своей наукой! Да забудь гы про неё, сейчас речь о другом, — проворчал Чердынцев. — До чего же ты въедливый — как сварливая девица.
— Да оставь ты парня, — оборвал хранителя Велемир. — У него сейчас крышу рвёт, разве не видишь?
— Вижу и удивляюсь, когда, наконец, эта крыша по ветру развеется.
— Ты бы лучше свою пургу поубавил, чем ворчать. Снега полную пазуху набило, опять придётся его вытряхивать.
— Ну ты возьми и успокой ветродуй, хотя бы на время.
— Надо было раньше об этом подумать… — отозвался Велемир.
Слушая дружескую перебранку жрецов, я подошёл к следующим наличникам. На них не видно было ни листьев лепидодендронов, ни ветвей сингилярий, виднелись скрученные листья папоротников, побеги гинкго и ветви хвойных. Ровно половину занимали листья и ветви цветковых.
«Вот оно что, — подумал я. — Похоже, в мелу цветковые вышли на финишную прямую. В кайнозое, начиная с палеоцена, они уже стали преобладать. Надо взглянуть на следующие наличники».
В своём предположении я не ошибся: резные наличники очередных окон показали полное торжество цветковых.
— Ну что, пойдём в храм? — услышал я голос служителя. — Как я понимаю, ты понял роль резных наличников?
— Как тут не понять, когда всё налицо, — улыбнулся я.
— Тогда за мной, — скомандовал жрец и, подойдя к широкой резной двери, распахнул её перед нами.
Когда я перешагивал через высокий порог, моё сердце от волнения отбивало барабанную дробь. Оно стучало так сильно, что отдавало в ушах, и я, как рыба, стал хватать ртом воздух. Шутка сказать, я переступал порог древнего ведийского храма легендарной Тартарии. Взяв себя в руки, я огляделся.
В помещении храма было светло, но свет шёл не через оконные проёмы, а откуда-то сверху, из-под купола. Когда я поднял голову, то остолбенел: на меня смотрело незнакомое звёздное небо. На бархатно-чёрном фоне светились странные созвездия, Млечный путь отсутствовал, а вместо него горело огромное скопление звёзд.
