– Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих[18].
Произнеся это, он опустил голову, и знакомые слова повисли в тишине, затянувшейся настолько, что я даже испугалась, не позабыл ли он свою речь. Но, когда он вскинул подбородок, от улыбки, озарявшей его лицо, в церкви стало теплее. И полились слова – мелодичные, как стихи. Он пылко рассуждал о любви Господа к нам и о страданиях, пережитых ради нас его Сыном, и, охватив взглядом все собрание, давал каждому из нас почувствовать силу этой любви и напоминал, как в нужное время она была дарована каждому из нас. Слова его опьяняли, подхватывали нас и уносили в блаженные дали, уносили туда, где хранились самые светлые наши воспоминания.
И вот наконец он подобрался к сути. Разве не обязаны мы с такой же любовью отнестись к ближним? Отдать за них жизнь, если о том попросит Господь? До этой минуты он ни разу не упомянул о чуме, и я с удивлением обнаружила, что и сама не вспоминала о ней последние полчаса, хотя уже много недель не могла думать ни о чем другом.
– Братья и сестры, – произнес он с необычайной нежностью. – Все мы знаем, что Господь порой говорит с людьми грозным голосом, насылая на них чудовищные напасти. И из всех напастей чума – эта отрава в крови – одна из самых ужасных. Кто не страшится ее? С ее язвами, нарывами и карбункулами? С ее вечной спутницей – царицей ужаса Мрачной Смертью? И все же в своей бесконечной и непостижимой мудрости, меж всех окрестных городов и весей, Господь избрал нас и обрушил это бедствие на нашу деревню. Он испытывает нас, я в этом убежден. Из великой любви к нам он даровал нам возможность, что выпадает лишь немногим на этой земле. Мы, несчастные обитатели этой деревни, можем уподобиться нашему Спасителю. Кто из нас не ухватится за такой случай? Друзья, мы обязаны принять этот дар. Это сундук с сокровищами! Так запустим же в него руки и заберем эти несметные богатства! – Он понизил голос, будто намереваясь открыть нам важную тайну: – Кто-то скажет, что Господь поразил нас во гневе, а не из любви. Что мы заслужили это проклятье своими грехами. Разве первая чума в истории не была ниспослана Господом на египтян, чтобы их покарать? Разве фараон не ослушался Господа и разве не навлек разрушение на свое могущественное царство? Во мраке ночи, когда у нас отнимают первенца… – Он помедлил, взгляд его, влажный и блестящий, скользнул по рядам скамей и остановился на мне. – В такие времена проще верить в Божье возмездие, чем в его милосердие.
