И она расхохоталась, расхохоталась безудержным смехом. Мужчины замычали, как волы, и дернули за веревку. Петля затянулась у Энис на шее, и смех умолк. Ее толкнули, и она повисла над затопленной шахтой, дрыгая ногами.
Джон Гордон отпустил веревку и заозирался в поисках жены. Та, увидав его бешеные глаза, с булькающим ослиным ревом пустилась прочь. Гордон быстро нагнал ее и одним ударом повалил наземь. Затем схватил за волосы и перевернул, точно мешок с мукой.
– Это правда? – орал он, занеся кулак над ее лицом. – Ты возлежала с сатаной?
Не успела она вымолвить и слова, как на нее обрушился второй удар. Из носа хлынула кровь. Он вновь занес кулак.
Голос Майкла Момпельона, громом прокатившийся по склону, был гулче и яростнее ветра.
– Именем Господа, что вы наделали?
Рука Джона Гордона обмякла. Он уставился на священника. Никто из нас еще не видел мистера Момпельона таким. В руке он держал факел, и пламя снизу освещало его лицо с яростными бликами глаз. Лежа в мареве глухой боли, я подумала: «Так, верно, выглядит сова глазами мыши за миг до того, как острые когти вонзятся в ее шкуру». Он и впрямь обрушился на нас, как хищная птица, пустив Антероса вскачь по крутому склону, так что камни полетели из-под копыт. Сзади к нему испуганно жалась Мэри Хэдфилд – хоть у кого-то достало ума его позвать. Сперва он устремился к Брэду Хэмилтону, стоявшему у ворота. Тот загородил лицо руками. Антерос взвился на дыбы, точно боевой конь, и Хэмилтон попятился. Момпельон спешился и отшвырнул факел в сторону. Пламя с шипением потухло в грязи. Он вынул из-за пояса нож и потянулся к Энис. Обхватив ее рукой, он перерезал веревку. Ее пригожее лицо было не узнать: пунцовое, раздутое, с вывалившимся, как у собаки, языком. Он накрыл ее своим плащом.
Кто-то – кажется, Мартин Хайфилд, – все еще пребывая во власти хмеля или безумия, посмел ему прекословить.
– Она… она сама призналась, – проговорил он заплетающимся языком. – Она призналась, что возлегла с дьяволом…
– О да, дьявол был здесь сегодня! – взревел Момпельон. – Но не в Энис Гоуди. Глупцы! Убогие дикари! Энис Гоуди использовала против вас единственное доступное ей оружие – ваши собственные дурные мысли и подозрения! На колени!
Все, как один, упали наземь.
– Молите Господа, чтобы он в бесконечном милосердии своем спас ваши жалкие души. – Священник тяжело вздохнул. Когда он вновь заговорил, в голосе его уже не было гнева, но каждое слово отчетливо доносилось поверх воя и свиста ветра. – Неужели в этой деревне мало страданий? Неужели мало смертей и надобно добавить к ним еще и убийство? Мужайтесь, а покамест молитесь, чтобы Всевышний не взыскал с вас ту плату, какую заслуживают деяния этого дня.
