Фантомные боли памяти (Тифлис-Тбилиси) | страница 12



Пройдя минуты три, мы доходим до маленького магазинчика, единственного частного предприятия торговли во всём городе. Здесь торгует сам владелец, имени которого мы не знаем, но все называют его Цхонебули, что значит «блаженный». Говорят, частную торговлю и право собственности на магазин ему разрешил сам Сталин, которого он когда-то прятал в подполье. Некоторые утверждали, что сами видели бумагу, написанную и подписанную бывшим подпольщиком. Цхонебули почти такой же толстый, как дядя Михо, и я представляю себе, как сидит в тёмном подвале молодой Сосо, за ним пришли жандармы, а оба толстяка своими телами загораживают вход и объясняют царским прихвостням, что в подвале никого нет, а только в холоде хранятся продукты.

У Цхонебули всегда всё свежее, вкусное, особенно соленья: пикули, черемша. На прилавке, где пирамидкой сложены яйца, приклеена бумажка с надписью: «Яйца прямо из-под курицы».

Справедливости ради хочу заметить, что это не самое смешное объявление в моём городе. В конце Пушкинской улицы на витрине маленькой мясной лавки периодически появлялось объявление, написанное от руки и пришлёпнутое к стеклу хлебными мякишами: «Прадаёца свежи барани ум» — и всем понятно, что в лавку привезли свежие бараньи мозги.

Когда лет десять назад я приехала в Тбилиси и прошлась по знакомым улицам, на месте магазинчика Цхонебули стоял новенький павильон с малопривлекательным, незапоминающимся названием. Заглянула — оказалось, это рекламное агентство. В какой же степени нужно быть равнодушным к прошлому своего города, подумала я, чтобы не воспользоваться таким подарком судьбы и не назвать своё агентство «Цхонебули»! Вдобавок, это продемонстрировало бы профессионализм рекламистов. Но, увы…

К слову сказать, в тот же мой приезд в Тбилиси я ехала на машине от старого района Майдана, собираясь выйти именно в этом месте, но забыла название улицы, образующей угол с улицей Леселидзе. Я обратилась к водителю с просьбой остановиться возле бывшего магазина Цхонебули. Неожиданно колёса вильнули в сторону, машина резко затормозила, а пожилой шофёр, не выпуская из рук руль, повернулся на 180 градусов, лицом ко мне, и, вытаращив глаза, удивлённо спросил: «Ва-а-а! Тэбэ что, сто лет?» Даже в экстремальной ситуации тбилисцы не теряют чувства юмора.

Мы с папой поворачиваем налево и спускаемся по Чалаубанской улице — той самой, название которой я так опрометчиво забыла спустя годы, — к небольшой, удивительно красивой площади, чуть наклонной, как площадь Кампо в Сиене. Конечно, это сравнение пришло мне в голову позже, когда я путешествовала по Тоскане, открывая в каждом её городе что-то общее — пусть даже небольшие черточки — с моим Тифлисом.