Егет опустил голову.
— Или попался на воровстве?
— Нет, турэ-агай, я не вор.
— Что же ты совершил?
— Убил…
— Убил человека? Кого?
— Да был там один… Баскак. Суртмаком звали…
Понравилась смелость егета или подкупило его поразительное признание — Шакман смягчил голос.
— Ну-ну, расскажи, как это случилось!
— Прости, турэ-агай, невмочь рассказывать… Скоро услышишь от других — такие вести быстро разносятся.
— Стало быть, не сегодня-завтра нападут и на твой след…
— Это верно.
— На что ж ты надеялся, направляясь к нашим кочевьям, а? Думал — у Шакмана две головы, чтобы скрыть тебя под своим подолом?
— Я не задержусь, прошусь только на ночлег.
— Место беглого — в лесу.
— Беглому везде худо. Я слышал: Шакман — турэ с доброй душой, в ней хватает тепла для всех. Поэтому направил коня сюда.
Помолчав немного, егет продолжал:
— В сон меня клонит, турэ-агай, три ночи глаз не смыкал. Без еды человек может долго продержаться, без сна — не может. Но засни-ка близ дороги, приткнувшись к пеньку там или кочке, — угодишь в руки тому, кто высматривает да вынюхивает… Я и подумал: лучше пристроиться за пазухой большого племени. Говорят, где людно — затеряться не трудно.
Слова егета, его простодушная доверчивость, открытость тронули сердце предводителя тамьянцев. Но Шакман не был бы Шакманом, если б над чувствительностью в нем не возобладала расчетливость. «Пускай день-другой отдохнет, а там видно будет, — решил он. — Егет, осмелившийся поднять руку на ханского баскака, может мне пригодиться. Таких поискать…»
— Ладно, оставайся под видом проезжего. Язык свой попридержи. Для твоей же пользы говорю. Что рассказал мне — больше никто не должен знать!
— Спасибо, Шакман-агай!
— Вот еще что: имя тебе надо сменить. Пусть ты будешь здесь… скажем, Биктимиром. Для всех на этой земле ты — Биктимир, понял? Иди…
Шакман еще раз окинул шагнувшего к выходу егета оценивающим взглядом. Широк в кости, налит силой… Иметь при себе таких крепкотелых храбрецов не лишне. Более того — необходимо. Чем больше их будет, тем лучше. Отменный воин может получиться из этого егета. И преданный хозяину, как пес. «Провинившийся раб усердней усердного» — утверждает присловье.
Заманчивы мечты и замыслы предводителя племени Тамьян. Для того чтобы они сбылись, нужны воины. Много воинов…
Когда Шакман-турэ, довольный минувшим днем, погрузился головой в мягкую подушку и предался сладостным думам о днях предстоящих, новоявленный Биктимир уже похрапывал в углу лачуги, пропахшей вареным мясом и кислым молоком. Лежал он на замызганной войлочной подстилке, подушкой послужило старое седло.
