— Ты про Ырышкова спрашиваешь, который с сыном заезжал?
— Ну да, точно, Ырышкуф, — кивнула Мюния и хлопнула себя ладонью по лбу.
— А он не сказывал, по какому делу приезжал? — спросил Юлай.
— Нет.
Едва только Мюния вышла, Салават придвинулся к отцу.
— Ты знаешь того урыса, атай?
— Знаю.
— А он хороший или плохой?
Юлай не сразу ему ответил. Задумавшись над прямым вопросом сына, он теребил тронутую сединой бородку, бессознательно следя за осой, ползающей по краю деревянной миски.
— Уж и не знаю что тебе сказать, улым, — тяжело вздохнув, произнес наконец Юлай и неуверенно добавил: — Вроде бы явного вреда от Рычкова башкортам не было… Хотя с какой стороны посмотреть… Ведь он был в той самой экспедиции, которую Кирилов[10] снарядил. А Кирилов тот недоброе задумал — у нас, у башкортов, земли-воды наши исконные отобрать. Так вот, значит, Рычков с ним и приехал и так при нем безотлучно и находился[11]. А Кирилов, хоть и большим ученым слыл, еще тот был злодей. Он на башкортов карателей наслал, чтобы нашего брата как можно больше истребить, причем грамотных. В живых только самых темных да отсталых оставляли… Так что сам видишь, с какими людьми Рычков якшался.
— А куда ему было деваться, он ведь и сам урыс.
— Да я не о том, улым. Пускай с кем угодно водится. Это его дело. Только он, как ученый человек, должен был помешать карателям грамотных башкортов убивать и мечети сжигать вместе со всеми книгами и медресе[12]. Вот ведь что вытворял с башкортами Акбатша[13]. Из-за этого народ наш дичает, пропадает. А ведь когда-то нас было так много…
— Скажи, атай, а зачем Акбатша приказывал наши мечети сжигать и грамотных уничтожать?
— Всю вину за беспорядки в Башкортостане урысы-каратели вечно на грамотных валили. А башкорты уж много раз восстания подымали, то за Сеитом шли, то за Алдаром да Кусюмом, а потом за Карахакалом и Батыршой. И это только самые известные из всех. Акбатша все восстания подавил и перво-наперво с образованными башкортами расправился, вырезал их со всем родом, прямо с корнями выкорчевывал.
— А при чем здесь тот урыс, что без нас приходил? — все допытывался Салават.
— Как я уже говорил тебе, прямого вреда от Рычкова нам, башкортам, вроде бы не было… Так-то оно так, конечно, да вот только нельзя забывать, что он с самим Татищевым[14] дружбу водил и бумаги для князя Урусова[15] писал. Урусов же был зверь, а не человек. Лютый, хитрый и подлый. Он столько душ загубил! Башкортов, которые в восстании Карахакала участвовали, особая комиссия судила. Рычков тоже был в той комиссии. Я до сих пор храню у себя одну важную бумагу. Ее Рычков для того самого князя-кровопийцы писал.
