Совершенно некстати в разговор вмешался Никонов.
— Это какое же место вы имеете в виду, товарищ капитан? — спросил он.
— Когда выходили к выемке, — ответил Богачев.
— У выемки! — Никонов даже присвистнул. — Так вы бы посмотрели, какие там кочки. Черт ногу сломит у этой выемки!
— Там кочки! А в другом месте не кочки! — разгорячился Богачев. — Уж не прикажешь ли ковер расстелить?
— Ну, зачем же ковер, — процедил обиженно Никонов. — А кочки там дикие…
Ему никто не ответил.
Разговор зашел о «противнике». Вспоминали, кто из второго батальона мог находиться в боевом охранении, прошляпившем группу Жернакова; кому сейчас выдают за ротозейство. Колотов не принимал участия в разговоре, потому что не знал тех людей, молчал и слушал. Никонов, восседавший на груде елового лапника, как на пружинящей высокой перине, стал рассказывать ему, видимо из вежливости, про второй батальон, который на учениях всегда ставят против них. При этом Никонов с веселой ухмылкой в серых глазах предупредил, погрозив пальцем в пространство, что теперь надо держать ухо востро, почаще оглядываться по сторонам, потому что комбат 2 будет искать случая, чтобы подловить комбата 1, так как всем в полку известно — они между собой соревнуются.
— Говоришь ты, Никонов, очень странно, — сказал, покачав головой, Богачев.
— Почему же странно, товарищ капитан? — спросил Никонов, устремляя свои веселые глаза на командира роты. — Говорю как есть.
— Очень даже странно, — повторил Богачев.
— Объясните.
— Во-первых, что такое подловить… Выходит, будто комбат 2 только и ждет, чтобы мы ошиблись. Это неверно: никто друг друга не ловит. Оба комбата соревнуются, но при чем же здесь подловить, получается полная бессмыслица. Это во-первых. А во-вторых, давайте, товарищи, по местам. Завтра, — он взглянул на часы, — то есть уже сегодня, у нас будет немало работы. Надо отдохнуть для пользы дела.
— Есть, по местам! — ответил за всех Никонов и, накрывшись шинелью, направился к выходу.
Колотов вышел следом.
За палаткой стояла кромешная тьма, но кое-где среди деревьев тлели угли от костров, и отблески от них позволяли ориентироваться. Колотов шагал не спеша, то и дело отводя руками сучки, и все равно натыкался на них, чертыхаясь при этом про себя. Сегодня он отсчитывал третий день своего пребывания в полку. Всего-навсего третий! Он многое увидел, познакомился с людьми. Узнав сейчас, во время ужина, подробности действий взвода Жернакова, про его дерзкий выход в тыл «противника», про боевое охранение, которое не справилось с задачей, он как бы все примерял на себя. Умно и смело действовал Жернаков. Колотов вспоминал, какими хорошими словами отозвался командир роты на рассказ Жернакова, и себя, неожиданно видел в роли такого же рассказчика. Перед ним возникало резко очерченное, загорелое лицо командира первого взвода; с присущей молодости щедростью Колотов награждал Жернакова самыми лучшими качествами, и только одно его смущало: холодноватая и часто мелькавшая усмешка в глазах лейтенанта, когда он рассказывал. И потом усы. Наверно, это не существенно, однако усы Жернакова почему-то больше всего не нравились Колотову.
