Однажды черненькая пришла одна. На этот раз она ничего не просила.
— А где ваша подруга? — поинтересовался я.
— Ее направили на другой участок. И меня, наверно, вскоре тоже туда пошлют.— Глаза девушки стали грустными.
Она посидела несколько минут молча, а затем встала.
— Я должна идти. А это от меня.— Краснея, она передала мне вышитый носовой платок.
— Большое спасибо,— ответил я.— Очень красивый платок.
Охранница смущенно опустила глаза, но не спешила уйти. У нее было очень нежное лицо с розовыми щечками. Она напоминала мне красивую, экзотичную куклу, с которой хочется играть. Мы стояли друг против друга и не знали, что говорить. На меня смотрели ласковые, доверчивые глаза. Я обнял ее. Она стала испуганно озираться.
— Ой, не надо.
Я поцеловал ее в щеку. Снова я увидел испуганные глаза.
— Не надо.
Я погладил ей волосы.— Ты хорошая девушка.
Она густо покраснела.
— Простите, меня ждут. Я должна идти.
Она взяла мою руку и слегка погладила ее. Затем повернулась и, глубоко вздохнув, ушла. Больше я ее не встречал. Ее перевели на другой участок.
Обидно, подумал я, что такие славные девушки должны быть охранниками. А может быть, кто знает, для зэков это было лучше. Эти девушки, во всяком случае, сохранили женственность и, вероятно, еще сочувственно относились к тем, кто находился здесь, за колючей проволокой.
Большую часть своего рабочего дня я должен был проводить в обществе медсестры Марии Алексеевны, которая оказалась весьма разговорчивой. У нее был хороший дом в Йошкар-Оле, в котором осталась одна дочь — девушка лет двадцати. Судиловскую арестовали вместе с мужем по доносу, согласно статье 58, часть 2. В чем заключался донос, она не говорила. Зэки очень неохотно рассказывали о причине их ареста.
— Боюсь за дочь,— поделилась она своими мыслями.— Сами понимаете, девушка она интересная, придут к ней, конечно, ухажеры, будут устраивать вечеринки. Не обойдется без вина. Правда, дочь у меня не легкомысленная, но всякое бывает в этом возрасте.
Но больше всего Мария Алексеевна любила расспрашивать меня и не только о моем прошлом. Она живо интересовалась, чем я занят в свободное время, что пишут из дома, как отношусь к Тухватуллиной и Кузнецовой, есть ли у меня здесь девушка?
Она была весьма предупредительна, и если ко мне приходила какая-нибудь смазливая девушка без особых причин, Мария Алексеевна всегда освобождала амбулаторию.
— Кузнецову знаете? — говорила она мне,— ее все знали в городе. Она всегда торговала тряпками на толкучке. Вот за спекуляцию ее и посадили.
