«Я буду занимать высоты, пред вашим лагерем находящиеся. В[ашем]у пр[евосходительст]ву предстоит иметь частое сообщение с майором Даленом и охранять всю Поцховскую долину. Атакуйте неприятеля с частью войск в таком только случае, если бы он стал отступать по ущелью сему. Посылаю к вам сто баранов; велите варить и есть».
Бебутову я писал следующее за № 113:
«Вчерашнего числа с отрядом, мне вверенным, соединился я с господином генерал-майором Бурцовым у селения Дигура и сего числа хочу занять высоты, командующие неприятельским лагерем. Я надеюсь, что ваше сиятельство, имея маршевой батальон (маршевой батальон сей, отправленный из Севастополя морем, вышел на берег при Редут-Куле и, идучи через самые пагубные места во время лета, впоследствии времени весь почти исчез от болезни и чумной заразы в Ахалцыхе), можете отразить неприятеля, если бы захотел он сделать на вас нападение со стороны Ковблиана, причем прошу ваше сиятельство уведомить меня, если вы будете получать какие-либо известия о неприятеле и также о состоянии вашем».
(Бебутов, кроме того, имел еще один батальон Графского полка и потому не был в опасности.)
Если бы турки заняли и защищали первую покатость берега реки и тесный каменистый подъем у Дигура, то бы нам было весьма трудно одолеть их в сем месте. Я опасался сего каждую минуту и не мог иначе объяснить причины сего, как их оплошностью. Забродский скоро поднялся со своим батальоном и орудиями и, вышед на небольшую равнину или долину, огражденную с одной стороны высотою, которая отделяла его с левой стороны от турецкого лагеря, а с правой – высоким лесистым отрогом гор, тянущихся от Аджарской цепи, хотел обратиться налево, дабы занять назначенную высоту, но был вскоре встречен неприятелем, вышедшим из своего лагеря и обогнувшим означенную высоту…[43]
Фрегат «Штандарт»[45], 8 декабря 1832 Я уже собирался выехать из Петербурга[46], и день отъезда моего был назначен 18-го числа октября, почему и просил докладной запиской военного министра графа Чернышева уведомления, когда мне можно будет представиться государю, дабы откланяться. Между тем съездил к некоторым лицам, дабы проститься. 16-го я был у Бенкендорфа, которого встретил на крыльце; он сбирался куда-то ехать и спросил меня, куда я располагал пуститься в путь. Я отвечал, что в Тульчин, к дивизии.
– Так же нет! – сказал он. – Вы не едете в Тульчин; я могу вам сие утвердительно сказать.
– Куда же? – спросил я.
