Всему свое время.
– Неужели ты совсем не любишь человека? Пусть мы не ищем тебя, но Бог у человека в крови. Ты сам говоришь, что Закон высечен в нашем сознании, на нашей земле.
– У меня ваша богобоязненность перед идолом на виду: приготовили в жертву, убили, поджарили, насытив утробу, и привели новую жертву. И что мне, если сознание человека не сделало ни одной попытки поднять против мучителя свой голос? Это разве сознание? Это разве живое умное сознание? Зачем мне калеки и убогие? В моем мире все совершенно, как я сам. И я считаю: убить общество, которое не взращивает людей, гуманно. Любое дерево растет, плодоносит, а потом разве что срубить и выбросить вон. Кто держит в саду сухое дерево? Пора цветения и сбора урожая давно прошла. Даже молодые привитые побеги не отрастают. И только люди, которые любили эту планету и род свой, не дают срубить это дерево, прогнившее насквозь.
Вот ты, маленькая завязь, но у тебя недостаточно сил, чтобы созреть и стать полноценным плодом. Ты не знаешь, но я вижу, как корчится в агонии твоя украденная земля под ужасами проклятий, насылаемых вновь и вновь. Все хотят быть Богом, а Бог – существо, которые выше добра и зла. Я мудр, и знаю, как много вреда принес бы человек, который вершиной совершенства считает власть над другим человеком. Мученик не хозяин своему слову. Бога любит не человек, Бога любит земля, а человек умножает ее боль и скорбь, подсовывая одного идола за другим.
– Ты прав и не прав одновременно. Вот я призываю тебя, а что получаю взамен? Умри, Манька! К кому мне еще идти, чтобы утро для меня наступило? Ты нас, людей, не можешь что ли заставить быть такими, какими должен быть человек?
Дьявол улыбнулся хитро.
– Бог – это существо, который не зависит ни от каких обстоятельств. Если бы я был рожден, а не существовал вечно, как сила Бытия, разве был бы я Богом? Богом был бы тот, кто меня родил, а я был бы сыном. Бог выше времени, выше пространства, выше Бытия и Небытия. Он мог бы оставаться один, но он решил, что будет лучше, если кто-то подумает о том, что хорошо быть, как Бог. И это существо не имеет права расстроиться, если горшок, который он слепил, не станет таким, каким он желал его видеть.
Это неизбежно: сознание имеет право выбора. Точно так же, как он, который Бог. В этом и есть предначертание сознаний. Я лишь могу судить насколько такое сознание опасно. Не для меня. Мне оно не сможет навредить. Я не хочу, чтобы оно во славу себя уничтожало все, что было создано мной с любовью. Потому что знаю – этот чудик не Бог, он тот, кому я позволил так думать. И когда я на него вдоволь налюбовался, когда у меня закончился смех, как это ни грустно, я понимаю, от этого Бога надо избавляться. Даже его присутствие может осквернить мою вселенную.
