Вероятно, было уже около трех часов ночи. Луна зашла. Мне стало холодно, но я не хотел покидать свой наблюдательный пост.
Незнакомец, по-видимому, устал: он стоял ко мне спиной, сгорбившись и опершись руками о белый стол. Поразмыслив несколько минут, он подошел к чемодану, открыл его и вынул коробку; потом сел на стул, положив ногу на ногу, поставил коробку на стол, раскрыл ее и вынул лупу и скальпель; засучив левый рукав, он поднес острие ножа к руке чуть повыше локтя и спокойно сказал:
— Разумеется, моя кровь была нехорошей. Опустошенная кровь, унаследованная от дедов и прадедов, потекла по моим венам без моего ведома, помимо моего желания и без ведома моих предков, помимо их желания.
Произнеся это, он нажал на черную рукоятку ножа — тонкое, блестящее лезвие вонзилось ему в руку. Когда он вынул нож, брызнула кровь, окрасив рубашку, которая жгутом обвивала его руку.
Незнакомец спокойно смотрел.
Дрожь пробежала у меня по спине. Увидев, как кровь капала на землю, я почувствовал, что на глаза мои навертываются слезы. От усталости, и страха у меня закружилась голова. Я закрыл глаза и, чтобы не упасть, схватился за железную решетку окна, которая слегка зашаталась.
Придя в себя, я снова припал к отверстиям в занавеске, но уже ничего не увидел. Я заморгал глазами и крепко потер рукой лоб. В комнате по-прежнему был свет, но я ничего не видел.
Вдруг я вздрогнул. Мне показалось, что в глаза мне вонзились два ледяных клинка: сквозь отверстия в занавеске на меня смотрели глаза, сверкающие, как у кошки; они будто старались проникнуть мне в самую душу. Я понял, что попался, и в ту же минуту услышал, как незнакомец, смеясь, обратился ко мне:
— Ну, как, сосед, кровь у меня красная и чистая, не правда ли?
Если бы случилось чудо и мертвец, засмеялся, заговорил бы, то его голос и смех не были бы так холодны, сухи и ужасны, как голос этого черного призрака, постучавшего в окно.
Я бросился бежать. Около ворот ноги у меня подкосились, и я с трудом дотащился до края канавы, идущей вдоль шоссе.
Восток окрасился в пурпур. Запели петухи, хлопая крыльями. В предрассветном тумане все отчетливее вырисовывались цепи гор. Издали доносился рокот реки. Трава была покрыта росой.
То ли от холода, то ли от страха, но я заснул; меня разбудил оглушительный скрип телеги, нагруженной досками, которая спускалась со стороны лесопилки, находившейся в Рукэр. Солнце стояло высоко в небе.
Я провел эту ночь без сна, на ногах; я ничего не ел, все тело ломило, мне было холодно — несомненно, я простудился; голова у меня кружилась, меня бил озноб.
