Из гостиной в коридор хлынули игроки. Адвокат поднял Софи, — она была в обмороке. Все столпились на пороге открытой двери. Дамы дрожа отступили назад. Мужчины испуганно спрашивали:
— Что такое?
— Что случилось, господин директор?
Морой, поднявшись, схватил директора за воротник сюртука и, тряся его из последних сил, повторял, захлебываясь кровью, брызги которой попадали в лицо директору:
— Я еще не умер!.. Я жить хочу!..
Вдруг он пошатнулся и упал к ногам директора, разорвав его сюртук сверху донизу. Кровь струей хлынула у него из горла.
Прибежала перепуганная директорша, желтая как воск, в расстегнутом на груди платье; за нею следом — младший лейтенант.
И позади всех капитан Делеску с колодой карт в руках…
VIII
На другой день в канцелярии столоначальника и среди обитателей квартала Икоаней прошел слух, что «господин Морой в возрасте 42 лет умер из-за разрыва вен, и — странное совпадение — почти в тот же час с директором министерства финансов случился приступ эпилепсии…»
Перевод М. П. Богословской.
Посвящается Марии Делавранча
I
Я встречался с ним трижды и всякий раз находил, что он ничуть не изменился: все те же размеренные шаги, чуть склоненная набок голова и то же выражение лица.
И всегда лицо его выражало глубокое спокойствие.
Там, где я встречался с ним, природа была так прекрасна, что тронула бы душу даже самого закоренелого негодяя! Гигантское чело горы Чахлэу, река Дымбовичиоара, синие прохладные воды которой тянутся длинной полоской, рассекая, недра гор, разглаживали морщины на увядших лицах картежников, вливали в души скупцов радость, так непохожую на ту, какую они испытывали, слыша звон денег, услаждали тупых торгашей — да стольких, что их и не перечислить, как не перечислить всех берез и елей, растущих на каменистых склонах гор в этом счастливом краю.
Бурно несутся воды, Дымбовичиоары, перекатывая камни, образуя водовороты и перепрыгивая через сверкающие утесы, родники бьют ключом, их прохладные водяные струи напоминают собой прозрачные, хрустальные дуги; громоздятся горы, вершина к вершине, уходя в небесную высь; приезжие восхищаются, смеются, развлекаются, пьют вино, сидя на мху, мягком и нежном, как зеленый бархат. И только он один смотрит так рассеянно, будто ничего не видит перед собой, слушает шум водопадов и шутки окружающих с таким равнодушным видом, словно ничего не слышит, двигается так бесшумно и медленно, что кажется, он стоит на месте.
Я встречался с ним трижды, и всякий раз мне казалось, что я вижу перед собой не человека, а совершенную машину в образе человека, машину, движения которой могли бы быть тайной какого-нибудь гениального механика, захотевшего поиздеваться и над людьми и над богом: обманывать людей и подражать богу.
