— Хозяин, — закричал Миу, полумертвый от страха, — помоги тебе бог, ничего нет! Сжалься надо мной! Не убивай меня!
Начальник невнятно пробормотал что-то, обращаясь к своим людям, и они начали вонзать ятаганы по рукоятку в сено, лежавшее в тележке, думая, что там что-то припрятано.
Ругательства и дикий вой стояли в воздухе, и всякий раз, когда ятаганы погружались в ворох сена, казалось, оттуда раздавались приглушенные стоны и сено шевелилось. Оно было словно живое, его терзали эти острые лезвия, рассекавшие его.
Миу рвал на себе волосы; он целовал ноги начальника и вопил:
— Хозяин, у меня ничего нет, не мучайте меня, у меня дети умирают с голоду, отпустите меня!.. Бог вас услышит, хозяин, если вы сжалитесь надо мной.
Турки пощадили его. Повернув своих коней, они умчались как ветер.
Миу бросился к тележке. Хватая сено огромными охапками, он стал выбрасывать его наземь и, ничего не видя перед собой и не отдавая себе отчета в том, что делает, кричал так, будто его рвал на куски дикий зверь:
— Вставай, Кобила!.. Не притворяйся!.. Это я!.. Проснись!..
Он поднял ее, положил на траву. Она была еще теплая. Спина, залитая кровью, была вся изранена турецкими ятаганами. Изо рта у нее торчали щепки: чтобы не кричать, она впивалась зубами в дно тележки.
Миу завопил, словно чувствуя в своем сердце все удары, изрешетившие спину Кобилы.
Он вскочил в смятении и изо всей силы хлестнул лошадей кнутом. Лошади умчались.
— Скачите, ищите себе нового хозяина, а мне с вами больше нечего делать!
Он бросился целовать Кобилу, потом снова вскочил на ноги, стиснув в руке кнут. Ударив себя кулаком по лицу, он застонал:
— Плачу, как баба!..
И, поднеся рукоятку кнута ко рту, он всадил ее себе в горло, захрипел и упал на землю.
Прошла неделя, и смута утихла. Жители Мэгуры, еле держась на ногах от голода, возвращались в родное село.
Хижины свои они нашли опустошенными, церковь сожженной, святые иконы оскверненными.
А дети, утолив голод, стали гоняться за стаей ворон и наткнулись на Миу и Кобилу, лежавших друг возле друга с выклеванными глазами и выдолбленной грудью; лошади, запряженные в тележку, паслись рядом.
Перевод М. П. Богословской.
