— Привет, Эдик, шеф тебя уже ищет, давай прямо к нему, скажи, что попал в пробку.
— Так я действительно полчаса простоял на Садовом кольце возле парка Горького!
— Вот так и объяснишь, но учти, он злой с утра.
— Спасибо за информацию, учту. Главный уважает ценные кадры.
— От скромности ты точно не умрешь!
— Да я вообще планирую прожить еще лет семьдесят, а может, и больше.
Катерина Глебова только улыбнулась в ответ на последние слова Эдуарда и жестом указала ему на дверь в приемную главреда — иди мол, дорогой товарищ, и ни пуха тебе ни пера!
Когда Лобов постучал и зашел в просторный кабинет, Аристарх Васильевич Хомутов, бессменный главный редактор журнала с момента его основания, посмотрел на своего любимца с подчеркнутым удивлением. Разменявший шестой десяток, коротко подстриженный, в очках с толстой оправой, с небольшой бородкой, легкий на подъем, несмотря на свои сто двадцать килограммов веса, Хомутов обладал тонким чувством юмора, поэтому порой трудно было понять, когда он шутит, а когда говорит всерьез.
— И что же это вы до сих пор находитесь в Москве, мой юный друг? — спросил хозяин кабинета несколько озадаченного таким началом разговора гостя.
— А где же мне быть, Аристарх Васильевич? — недоуменно и почтительно произнес Лобов.
— То есть как где, любезнейший Эдуард Даниилович? Разумеется, в Южнограде. Вы ведь, кажется, дорогой мой, планировали взять интервью у нового кумира половины взрослых женщин нашей страны Максима Заварзина или я что-то путаю?
— Но ведь Заварзин…
— Да, я в курсе, его больше недели назад нашли мертвым в собственной квартире, актер был то ли убит, то ли покончил собой. Но это совершенно не означает, что вам не следует как можно скорее вылететь в Южноград. Прошу простить меня за цинизм, но если интервью с живым Заварзиным могло вызвать определенный интерес, не более того, то публикация о его безвременной кончине, истории его становления как актера, возможных причинах смерти, с версиями и слухами на этот счет, с интервью, взятыми у коллег покойного, у его родных и знакомых, станет настоящей сенсацией. Как говорится, «элементарно, Ватсон!». Или вы считаете, драгоценный мой, что старый пень не прав и не понимает уже нынешней жизни?
— Как вы можете такое говорить, многоуважаемый Аристарх Васильевич, конечно же, вы правы, абсолютно правы!
— А если без дурацкого стёба, Эдуард, — начал говорить разом ставший серьезным Хомутов, — то я искренне сожалею о смерти молодого артиста. Но он заслужил превосходную эпитафию, и ваша статья в ближайшем номере нашего журнала должна стать таковой. В советское время зрители мало что знали о личной жизни актеров и актрис, об их отношениях с режиссерами, зато теперь ветераны культовых фильмов и спектаклей стали делиться такими воспоминаниями, что просто диву даешься — что же они молчали столько лет? Я уже не говорю о современных исполнителях и исполнительницах, поклонники и поклонницы хотят знать, в каких фазендах они обитают, как одеваются, где собираются отдыхать в курортный сезон, что думают о коллегах. То есть в какой-то момент именно эта информация выходит на первый план, а рассуждения о том, удалась ли роль, оказались ли качественными сериал или антрепризная постановка, становятся вторичны. Это, безусловно, относится и к Максиму Заварзину. Необходимо рассказать о его коротком творческом пути как можно подробнее, как можно интереснее. Надеюсь, с поставленной задачей вы отлично справитесь. Заварзин после этого останется в памяти зрителей и зрительниц не просто очередным калифом на час, вспыхнувшей и тут же погасшей звездочкой на небосводе шоу-бизнеса, но человеком творческим, глубоким, талантливым. Нарисуйте словами, как красками, его посмертный портрет.
