— Завоет ветер, дождь споёт,
Остыл олений след…
Волк, уже просто сходящий с ума от волнения, примчался очень быстро. Он измучил Баюна, затерзал с требованиями объяснить, куда пропала его сестра и почему её толком не показывает ни зеркальце, ни блюдечко! А когда на секунду показывает, лучше бы не видеть то, что он там наблюдал! А где это не понять! Он метался по окрестностям, опасаясь улетать далеко от Баюна с зеркалом, но не в силах сидеть на месте.
С Волком, буквально ожившим, когда он услышал Катин призыв, прибыли и все остальные, правда, к тому времени Катерина уже ни на что не годилась. Степан заставил её всё-таки выпить водички. Живой. Но, от переживаний она не помогает. Правда, совсем уж пугающе бледной Катя быть перестала и на том спасибо. Морские кони тоже появились, оглушающее ржали, топали копытами, хвастались своей удалью. Заслужили похвалу от Волка, и Баюна, а Жаруся запустила им в гривы и хвосты золотых солнечных зайчиков в качестве поощрения. Кони пытались получить разрешение Катерины продолжить забавы на других островах, получили категорический запрет, произнесённый сдавленным шёпотом, потому что на иное сил у неё уже не было. Пока им не запретили что-то ещё, они, на всякий случай, предпочли убраться с глаз хозяйки подальше, и Катерина в очередной раз вспомнила поговорку про козла, которого надо сначала взять, а потом отдать, но не моментально, а через месяцок. И сразу себя таким счастливым ощущаешь!
— Кааать, а Кать! Не спи! Холодно, замёрзнешь, — Кир пытался её расшевелить, пока они ехали обратно к Дубу.
Катерина медленно открывала глаза, медленно переводила их на Кира, даже улыбнуться пыталась, чем сильно его пугала.
— Чего-то она совсем умученная, — Кир повернул голову к Степану, который ехал с ним на Сивке.
— Было такое уже. Когда она с Кащеем пообщалась и сумела нас всех оттуда вытянуть. А тут устала, видать, совсем. Мы-то с тобой битые, само собой, но от нас ничего и не зависело. Сделать-то мы ничего не могли. А она как раз делала. А потом, ты же её знаешь, она, конечно, со своими тараканами в голове, и невыносимая часто, но за своих переживает страшно. А мы, получается, тоже свои.
До Катерины эти глубокомысленные замечания донесло попутным ветерком и она улыбнулась про себя. — Ещё какие свои! И с ума сходи за вас! И переживай, если что-то происходит. Интересно, это он хотел увидеть? Что именно его так интересует? То, что он сам никак чувствовать не может? — она даже не подозревала, насколько она была права, раздумывая о Кащее.
