— Ну, в общем, кино люблю. И музыку… Живую музыку, — добавил я в жалкой надежде произвести впечатление человека утонченного. — В центре иногда бываю, джаз слушаю. Блюз тоже.
И я заткнулся, чувствуя себя даже не дебилом, а гораздо хуже. В насмешливом взгляде Ким отчетливо читалось: «Ты упустил свой шанс, парень. Свободен».
Она кивнула и присоединилась к своим словоохотливым друзьям. А я топтался на месте еще минуты три, униженный и раздавленный.
На следующий день в моем кабинете раздался звонок.
— Вы еще помните, кто я такая? — И она рассмеялась.
Я чуть со стула не упал. Еще через день мы пошли ужинать. А спустя несколько месяцев, когда наш роман был в самом разгаре, я спросил Ким, какого черта она позвонила мне после того, как я повел себя как последний лох и придурок.
— Ты выглядел таким трогательным, пытаясь произвести впечатление, — ответила она.
Поразительно, но моя растерянность и неумение жонглировать словами сыграли мне на руку. Давненько она не встречала такого олуха.
Большинство друзей пророчили нам скорый разрыв. Даже Алекс, который плевать хотел на здравый смысл, не оставлял нам никаких шансов. «Пойми меня правильно, чувак, — говорил он, — она же королева. Радуйся удаче, пока она у тебя в руках, но ничего серьезного у вас не выйдет. Слишком вы разные».
И Алекс был абсолютно прав, мы с Ким были действительно слишком разными. Да что там разными, мы были полными противоположностями. Она беспечна и непосредственна, я — осторожен и нетороплив. Она элегантна и изобретательна, я — сдержан и суховат. Будучи продюсером, Ким крутилась в богемных кругах, я же знал об этом мире лишь понаслышке. Но после того как мы с Ким сблизились, в моей жизни появились роскошные вечеринки в закрытых клубах Нью-Йорка, буквально кишащих звездами, звездочками и папарацци. А Ким, в свою очередь, знакомилась с миром бейсбола, арт-хаусного кино и классического джаза. Словом, мы вполне уравновешивали друг друга. Ким привносила в мою жизнь непредсказуемость и веселье, я же обеспечивал прочный тыл, которого, как она сама потом созналась, ей не хватало.
По правде говоря, мы наслаждались нашей непохожестью. Ким нравилось развращать своего «невинного юношу», как она меня называла, а мне, естественно, нравилось испытывать волнение от того, что меня развращают. Конечно, случались и грандиозные ссоры, и горькие обиды, но за ними всегда следовало примирение — страстное и безудержное.
В канун Рождества я сделал Ким предложение. Она крепко обняла меня и даже расплакалась от радости.
