Их разговор прервался, но не закончился, потому что вместо того, чтобы выйти на балкон и спуститься по лестнице на территорию внизу, он наблюдал, как, застелив кровать, горничная направилась к столику, взяла свой блокнот и поставила галочку в списке.
- Значит, вы учитесь на массажистку? - спросил он.
- Да. - Она кивнула. - Хотя пока работаю под присмотром. Но я умею делать маникюр.
- Ненавижу маникюр.
Антониетта знала: существует два типа мужчин, которым делают маникюр. Те, кому он необходим из-за работы, и те, кому его делают с рождения. Рафу его делали с рождения, она была совершенно уверена в этом.
Она поборола желание подойти и рассмотреть его руки и просто взглянула на них сверху вниз. У него были изящные длинные пальцы с очень аккуратными, красиво ухоженными ногтями.
- Я скучаю во время маникюра, - сказал он.
Антониетта улыбнулась.
«Девушка с самыми грустными глазами улыбнулась. А улыбнувшись, она стала еще великолепнее», - подумал Раф.
Ее карие глаза сверкали, а пухлые красные губы обнажили белые зубы.
«У нее красивые губы», - размышлял Раф.
- Мне бы не разрешили делать массаж постояльцу в «Августе».
Он собирался сказать, что сожалеет об этом, но побоялся отпугнуть горничную.
Она очаровала его. Ему нравился их непринужденный разговор. Хотя он собирался побегать, чтобы собраться с мыслями, теперь он продолжает болтать, пока она убирает номер.
- Вы здесь выросли? - спросил он.
- Да, но я долго здесь не жила.
- Насколько долго?
- Пять лет, - сказала Антониетта. - И хотя мне нравилось путешествовать, я поняла, что нельзя скитаться вечно. Дом есть дом, хотя сейчас он совсем другой. И отель изменился, в нем больше постояльцев и работы.
- Поэтому вы вернулись?
- Нет. - Антониетта резко оборвала разговор.
Обычно на обслуживание номера люкс уходил час и пятнадцать минут. Сегодня это заняло немного больше времени, хотя они не разговаривали без перерыва, а просто вели тихий разговор, пока Антониетта работала, старательно отмечая пункты в блокноте.
- У вас здесь семья? - полюбопытствовал Раф.
- Да.
Она снова закрыла тему и пошла в гостиную и столовую. Вчера вечером никто не подавал ему ужин, но она все равно вытерла пыль с блестящего стола, долила коньяк в графин и поставила на место бокалы.
Раф опирался на дверной проем, наблюдая за ней. Обычно ей не нравилось, когда на нее пялились постояльцы, но с Рафом все было иначе. Его присутствие успокаивало, хотя ее сердце едва не выскакивало из груди.
