Иван вымотался не столько физически, сколько морально, и, махнув на все рукой, отправился на сеновал. Несмотря на его отговорки, про усталость, лекарка отправилась с ним.
— Как ты обо всем узнал? — лежа на его груди, спросила Марья. — Ты ведь никого и ни, о чем не расспрашивал.
— Просто, — вдыхая цветочный аромат, ее волос отвечал Иван, — я слышал, что рассказывал мальчуган монс… Жанне, пока я пытался ухватить его за рубашку. Он называл ее мамой, рассказывал, как стало плохо, после того, как она убежала в поле. Малец просил ее вернуться домой, и прогнать плохую тетю Нину. — Он поцеловал лекарку в макушку. — Охранник, говоря, что здесь все построила Жанна, ты, о том, как ведет себя травница, натолкнули на определенные мысли. Потом сложил дважды два, и решил закинуть удочку. Как видишь, клюнули.
— А травницу, зачем с утеса столкнул?
— Да не специально. Эта дура так пыжилась и пыхтела, пытаясь меня скатить в поле, что я не выдержал и заржал. Она возьми с перепуга и выхвати нож. Короче толкнул ногой, и силы не рассчитал. Кстати, как Юра засаду ликвидировал?
— Я не видела. Он высадил меня до этого. А дальше я только слышала несколько приглушенных выстрелов. А что это за знак такой интересный, ты там, на камне нарисовал? Я таких символов не знаю.
— А хрен его знает. Никогда рисовать не умел, — засмеялся Иван.
Марья потянулась к нему, и стала его крепко и страстно целовать. На этот раз она не была дикой рысью, а нежной кошечкой. Сегодня была их последняя ночь вместе. Она знала, что как бы она не старалась его удержать, Иван завтра уедет. Он мастер. Перекати поле. Охотник на нечисть, что поклялся защищать невинных от зла, до последнего вздоха.
Увидит ли она его вновь, или он погибнет, где — нибудь в гнездовище тварей, или попросту ее забудет, она не знала, и не хотела знать. В эту ночь он принадлежал только ей. Плевать, что будет после. Есть только он, она и дурманящий запах свежего сена.
Около старого жальника на который бурно отреагировал Гром, залаяв до того, как выехали из-за поворота, прислонившись спиной к тонкой березке сидел человек в обносках.
Голова его, безвольно свисала. По спутанным волосам стекали струйки дождевой воды, а сквозь промокшую одежду, от тела густо шел пар.
Иван притормозил. На раскисшей, от дождя дороге, мотоцикл слегка занесло, он заглох и остановился лишь за пять шагов до оборванца, едва не обляпав его грязью.
— Вань, глянь на часовню, — стуча зубами позвал, продрогший до костей подмастерье, а пес что перестал лаять, потянув носом воздух зарычал.
