— Не дрейфь Юрка, — попытался улыбнуться Иван. — И с поломанными ребрами, и с легким пробитым бегал. Не впервой. Как там голова моя, цела хоть?
— Целая. Регенерировала. Да вот только права бабушка. Ты едва живой. И куда ты вообще собрался Вань?
— Веришь, сам не знаю. Потому дай мне бумаги и чем рисовать.
Юра, не отходя достал из кармана старый засаленный блокнот и огрызок свинцового карандаша. Мастер с трудом начал, что-то чертить.
— Так, — решил взять на себя инициативу парень. — За рулем ты сидеть не сможешь. Поедешь в люльке. Я поведу.
— Нет, — сухо ответил Иван. — Я могу не вернуться. Там смерть на каждом шагу. Я не хочу, чтобы ты погиб из-за меня и моей женщины. Если я не вернусь, все заберешь себе. Пластиковый пакет в моем рюкзаке возьми. В нем рекомендации для вступления в Братство. Ты поедешь в Обитель и станешь мастером. Понял?
— Я тебя не спрашиваю, — грубо повысил голос Юра. — Понял? Или я еду с тобой, или сейчас вырублю нахрен, свяжу обратно, и кляп в рот заткну. Потом отрекайся, бей, что хочешь, делай. Понял?
— Понял, — ошарашенно ответил Иван, глядя на полного решимости парня, что уже крепко сжал кулак.
— Оружие хоть удержишь? — таким тоном, будто не он, а Иван его подмастерье, спросил Юра. — И куда ехать? Хотя бы примерно.
— Удержу. А ехать нам в город, в котором я никогда не был. Но там есть здание на площади с такой вот необычной крышей, — протянул он наполнившейся режущей болью рукой, блокнот.
Глядя на рисунок Юра, сосредоточился, почесал маковку. Что-то знакомое. Вертится где-то в сознании, а зацепить мысль не удается.
— Я сейчас пойду, поспрашиваю у людей, может, кто знает, где это. А ты сидишь и не дергаешься до моего прихода. И не смотри так на меня. Сейчас ты не в том положении.
— Да знаю я, — улыбнулся Иван. — Спасибо тебе, родной!
— Все. Жди. Я скоро.
Пока парень носился по селу в поисках информации, а знахарка, сгорбившись у печурки, гремела посудой, и варила какую-то специфически пахнущую бурду, разбитому Ивану, оставалось только ждать.
Он закрыл глаза, сосредоточился на себе и своих ощущениях. Тело действительно находилось в катастрофическом состоянии. Каждое движение приносило невыносимую боль. Он сам не представлял, как справится. Скорей всего он идет на верную гибель. И Юрку ведь угробит. Жалко пацана.
Иван положил руку на грудь. Вросшая чешуйка источала приятное тепло. Он сосредоточился на этом тепле, и с трудом достучавшись до внутреннего резерва, стал начитывать про себя мантру исцеления. Ее нужно было подкреплять мыслеформой, и визуализацией своего организма, а особенно тех его участков, которые нуждались в исцелении. При этом мастер настолько глубоко погрузился в себя, что совершенно перестал воспринимать внешний мир.
