– Знаешь, Даниэль, любой человек имеет право смотреть на другого свысока только в том случае, если помогает ему подняться. Запомни это и обязательно передай своим детям, когда они у тебя появятся.
Передавать мне пока некому, но передам обязательно, если они у меня когда-нибудь будут.
И все-таки кто он, мой ночной гость, который не любит вино из ежевики? Очередная моя галлюцинация или прав настоятель Игнатиус и я всячески пытаюсь отрицать очевидное?
– Ой, какой красивый лужок! – посреди разговора с Клаусом восхитилась Тереза. – А какие на нем цветы! Непременно нужно посмотреть на них поближе.
И девушка, ловко пустив коня вскачь почти с места, умчалась по направлению к ним.
– Восхитительная особа! – глядя ей вслед, заметил сар Штраузен. – И, по-моему, у меня есть шанс.
– Вполне может быть, – пожал плечами я.
Ну а почему бы и нет? Видно же, что Тереза привыкла ни в чем себе не отказывать. И почему бы ей вдруг не испытать чувство к сыну одного из самых богатых и влиятельных людей Ландаргии? Встречи со мной? Кто из нас не делал ошибок? Не удивлюсь, если Тереза попросит, чтобы я держал в тайне от Клауса все то, что между нами произошло. Но предупредить Клауса был обязан.
– Знаешь, Огюст Ставличер в разговоре недвусмысленно намекнул, что лучше держаться от нее подальше.
– И почему?
– Во избежание неприятностей с родней Терезы, а власти у них в этих краях, судя по его же словам, больше, чем у короля. Имеются прецеденты, хоть в подробности он не пускался.
– Это ты мне как моя нянька говоришь? Или просто приревновал?
– И то и другое.
– Буду иметь в виду. Кстати, Даниэль, давно хотел рассказать тебе, но все случая не было.
– Что-то важное?
– С какой стороны посмотреть.
– Ну так не откладывай.
– Вернее, признаться.
– Сар Штраузен, не тяни!
– В общем, отец в письме настоятельно рекомендовал задержаться в Нантунете. Пока все либо не успокоится, либо не прояснится.
Я посмотрел на него, и он был совершенно серьезен.
– Получается, решение отправиться в Клаундстон стало полностью твоим, вопреки его воле?
– Полностью.
Святой Пятиликий, а я все корил отца Клауса за легкомыслие. И еще за то, что он не обладает всей информацией. И вдруг оказывается, что его сын поступил на свое усмотрение. Подверг ненужному риску и себя и других. «Любого другого на конюшне плетьми бы выпороли, и поделом!» – зло подумал я. И все-таки сдержался.
– Теперь уже поздно что-то менять, слишком далеко все зашло.
И не по этой ли причине я узнал только сейчас? Иначе был бы горячо против. Да что там, просто-напросто не позволил бы ему сделать очевидную глупость.
