Пожалуй, останавливало меня лишь то, что иногда Синдей Пронст забывал о той роли, которую на себя взял, и изрекал настолько глубокие мысли, что поневоле я поглядывал на него с уважением.
– Никогда над этим не задумывался, – отвечая на вопрос Пронста, пожал плечами я.
– И все-таки? – продолжал настаивать он.
– Если человечеству нечего будет написать на моем надгробье, к чему эпитафия нужна вообще?
Если разобраться, все так и есть.
– Господин сарр Клименсе, это не ответ.
– Тогда: «Он всю жизнь пытался быть порядочным человеком. Далеко не всегда у него получалось, но он хотя бы пытался».
Наверное, не самая удачная эпитафия, но мой ответ был искренним.
– А что вы подразумеваете под словом «порядочность»?
В нашей свите теперь есть свой шут, которому и положено дерзить.
– Надеюсь, то же, что и вы.
– Исчерпывающе, – кивнул Синдей с таким видом, как будто я дал ему пространный ответ. – Ну а я, в свою очередь, желал бы, чтобы на моем могильном камне было начертано единственное слово – «Завидуйте!»
– Ну и чему там завидовать? – фыркнул Александр сар Штроукк. – Тому, что вас доедают могильные черви? В то время как другие продолжают наслаждаться всеми прелестями жизни? Браво, маэстро: вы поразили меня в очередной раз!
Это была слабая попытка Александра отомстить.
– Молодости свойственно легкомыслие, – пожал плечами Синдей, отчего широченные поля его соломенной шляпы заколыхались. – И только с возрастом, при условии, что обладаешь достаточным умом, начинаешь понимать: все страсти, желания, чаяния – суета сует. Хотя некоторым в этом смысле везет, и они умны не по годам. Взять, к примеру, господина Даниэля сарр Клименсе.
Понятно, что я сразу же напрягся: развитие его мысли не сулило мне ничего хорошего.
– Человека, который, несмотря на свои все еще юные года, добился того, чтобы имя его стало широко известно далеко за пределами нашей с вами родной Ландаргии. Всего-то тем, что наколол на кончик своей шпаги десяток-другой людей…
«Больше, Синдей, куда больше, – мысленно поправил я, все еще не понимая, куда он клонит. – Причем не только шпагой: случались у меня дуэли и на пистолетах».
– …частью законченных негодяев, но и остальные никак не могут служить образчиками добродетели.
– И к чему вы все это говорите? – Выдержки мне не хватило.
– Однако в последнее время его все чаще посещают мысли, что любая жизнь бесценна, – не обратив никакого внимания на мой вопрос, продолжил Синдей.
Да, в этом он прав полностью. Непонятно только – откуда он узнал о них, ведь я никогда и ни с кем ими не делился. За исключением Клауса, но вряд ли тот начнет с кем-нибудь обсуждать наши беседы наедине.
