Пленники утопии. Советская Россия глазами американца | страница 65
Америка имеет свой интерес в нашем процветании. В прошлом году стоимость наших закупок в Америке втрое превзошла уровень 1913-го года – последнего года перед войной. За последние пять лет баланс наших торговых отношений с Америкой составил 293 миллиона долларов в вашу пользу. Мы расплатились по всем займам с предельной тщательностью. Ни одна капиталистическая страна не была столь безупречно аккуратна в своих сделках».
Коробков о кредитах для России
«И все-таки, – заметил я, – наши банкиры боятся, что политики будут вмешиваться в финансовые отношения. Вы сами сказали, что главным руководителем вашей системы является нарком финансов».
Коробков отмахнулся от моего возражения.
«А разве, – ответил он вопросом на вопрос, – Муссолини не вмешивается в работу итальянских банков? Муссолини подчиняет итальянскую финансовую систему своей политике. Он вмешивается в финансовые дела больше, чем наши власти. Если вмешательство недопустимо в России, оно неприемлемо и в Италии. Тем не менее, вы готовы предоставлять деньги Италии и отказываете нам. Великобритания, Новая Зеландия, Германия, Италия, Соединенные Штаты – в каждой большой стране своя банковская система. То, что наша система отличается от вашей, не является основанием для того, чтобы отказывать нам в кредитовании, учитывая ту пунктуальность, с которой мы соблюдаем свои обязательства».
«Как вам удается поддерживать вашу финансовую систему, – спросил я, – при том, что рубль продают в столицах других стран за одну треть – одну пятую от его стоимости?»
«Нам нет никакого интереса, – сказал Коробков, – поддерживать паритет рубля на международных рынках. Мы расплачиваемся товарами, а не деньгами. Весь наш импорт оплачивается за счет нашего экспорта. Мы удовлетворяем требования наших кредиторов в их собственной валюте. Мы не просим их принимать наши рубли».
«Но ведь совершенно очевидно, – заметил я, – что ваше собственное население не слишком доверяет вашей финансовой стабильности, иначе оно бы не стало продавать рубли по таким ценам».
«Не в наших силах, – ответил Коробков, пожимая плечами, – предотвратить контрабандное перемещение денег через границу, точно так же как не в ваших силах пресечь подпольную торговлю спиртным. Тем не менее, нам удалось остановить на 90 % потоки наших денег, идущие в другие страны. Сколько бы ни стоил рубль в Варшаве или Берлине, он сохраняет свою ценность в России».
«Мне очень жаль, – возразил я, – но его покупательная способность, похоже, неуклонно снижается. Что может приобрести крестьянин за те несколько рублей, которые ему платят за зерно?» «Крестьянин, – ответил Коробков, – обеспечен лучше, чем до войны. Сейчас у него есть молоко и немного мяса. До войны он перебивался одной картошкой». Мне нечего было возразить, поскольку тогда я не знал, насколько много крестьян остается без скота. Даже некоторые из столь ненавистных кулаков не могут похвастаться хотя бы одной собственной коровой. Многих зажиточных крестьян убедили отвести свой скот на бойню, поскольку им все равно не удастся его прокормить. Забой скота на короткое время искусственно оживил рынок, обеспечив его мясом, несмотря на голод.