Это может только мужчина: иметь цель вне себя. Женщина — сама для себя цель и хочет быть ею для всего доступного мира. Она, конечно, старается, подражая мужчине, тоже завести себе интерес снаружи от себя — щипание корпий или там научные исследования, — но ей плохо удается это притворство. Она, Лариса, например, стала тогда играть в теннис из одной только ревности к мячу: ишь, предмет, игрушка, не имеющая никакой ответной силы любви, — а так всецело владеет сердцем человека! А она, женщина, уж она бы как отозвалась навстречу, но мужчине интереснее с мячом, чем с живой Ларисой.
Тайна его: самозабвение. Он рвется служить чему-то вне себя. Женщина — только себе (особенно если она красивая женщина, которая ощущает себя конечной целью природы).
И тогда что она делает? Что делает женщина, борясь со своим соперником-мячом за мужчину? Начинает сама в этот мяч играть. Она действует безошибочно. Она отнимает мужчину так, что он и заметить не успеет. Вначале он думает, что это они объединились вместе любить мяч. Но постепенно она перетягивает его любовь, переводит этот луч на себя одну — и мяч становится ей больше не нужен. Мужчина отнят, отвоеван. Только не надо думать, что она действует сознательно — Боже мой, какое там у женщины сознание! Она никогда не знает, что делает, и, может, именно поэтому она все делает правильно.
Или взять ее детей. Каждый новый ребенок — это как бы ее оклик мужу, увлекшемуся чересчур своим делом: эй, вот она я! Три оклика. И, может, будут еще. Она хочет и впредь быть центростремительной точкой обращения — тем солнцем, вокруг которого на привязи вертятся планетки, с той лишь разницей, что ей необходимо не излучать, а привлекать излучения принадлежащих ей планеток. Тепловая смерть, если они вдруг отвернут свои излучения в другую сторону.
Но опять же, учитывая, что нуждаемость и вынужденность — разные вещи… На принужденную любовь ее гордость не согласилась бы. Как это другие женщины соглашаются — ей непонятно. Когда он написал ей, что женится на другой вынужденно (а она-то терпеливо дожидалась его нуждаемости в себе!), — вот тогда был у нее срыв, поражение ее гордости. Нельзя, кричала она, не надо, кричала в трубку.
Слишком уж несправедливо: она-то не воспользовалась бесчестным этим оружием, когда оно было у нее в руках, а другая воспользовалась и, конечно же, победила! Как было смириться? Нельзя, кричала, нельзя так жениться, это нечестно!
Взыщется с него за тот ее срыв, за падение ее и поражение.
